Восхождение
Шрифт:
Потом вбежал шофер панелевоза с требованием немедленно разгрузить его машину.
— Ездить надо по графику, а не всем хором, — отрезал Копелев, — людей я отправил обедать.
Шофер все же грозил составить акт на простой.
— По-своему он прав, — сказал Копелев, когда водитель вышел. — У него свой план, и он не может отвечать за весь график. Вот трудности потока, — усмехнулся он, — и когда деталей не хватает, и когда их слишком много.
— А в Польше еще порядком строят из кирпича и литого бетона, — заметил Логачев, возвращая нашу беседу к зарубежным впечатлениям, — почему-то сборный железобетон там меньше внедряется.
— Временно, я думаю, — сказал Копелев. —
Я спросил, понравилась ли Логачеву белградская строительная организация «Бетон».
— Да, большой комбинат. Мощный. Строит по всей Югославии. Но и промышленные сооружения тоже. Жилые дома они делают аккуратно, мне понравилось, — ответил Игорь Иванович. — У нас с ними тоже договор на трудовое содружество.
— Надо больше посылать монтажников, бригадиров, чтобы, если увидел где-нибудь стоящее, мог бы внедрить у себя на площадке, — заметил Копелев.
— Меня да тебя в первую очередь, — подмигнул Копелеву Логачев.
— Чего ты улыбаешься? — спросил Владимир Ефимович, но и сам при этом слегка усмехнулся. — Нет, Игорь, я вполне серьезно, — сказал он. — Польза от этого прямая, и возможности у нас есть. Сейчас, я думаю, надо всем нам смотреть на нашу работу с большим загадом на будущее. Еще лет десять — крупнопанельное строительство будет у нас самое перспективное.
Так будничные дела, детали обычной производственной текучки соединялись в беседе двух бригадиров с их впечатлениями от зарубежных поездок. И все время как бы подспудно входили в разговор, который случайно возник и так же внезапно оборвался, два плана, две меры дел и свершений, два масштаба — строительной площадки в Вешняках-Владычине и той громадной стройки, чей созидательный фронт развернулся ныне по всем странам социалистического лагеря.
Так в последний раз я встретился с Копелевым и Логачевым в Вешняках-Владычине, ибо вскоре оба они вместе с Суровцевым переехали со своими бригадами в новый район — Ивановское.
Если взглянуть на карту Москвы, то увидишь, что севернее Вешняков-Владычина, за прекрасным парком и усадьбой Кусково, за лесным массивом, вблизи Новогиреева, у самой кольцевой дороги до недавнего времени находилась, чернея группой маленьких домиков, мало кому известная деревушка Ивановское.
В другую сторону от Ивановского тянется шоссе Энтузиастов, далее раскинулся большой Измайловский лесопарк. Соединив карандашной линией кварталы в Вешняках-Владычине с новым районом, мы увидим, что эта линия как бы графически повторяла большую дугу Окружной дороги.
Да, это восточный периметр окраинной Москвы. Как солдаты в строю, построившись в шеренгу, кварталы выходят здесь к Окружной дороге уступами своих девятиэтажных белостенных корпусов.
В те дни эта обширная площадь представляла собой поле, изрытое траншеями, перепаханное вдоль и поперек бульдозерами и экскаваторами. Было уже довольно холодно и ветрено. Земля подмерзала.
В такую погоду ветер, обжигающий лицо, раскачивает в воздухе панели. Амплитуда колебаний у панелей получается основательной. Удерживать их в руках и точно устанавливать на проектные отметки особенно тяжело в снегопад, когда и ходить-то по бетонным плитам перекрытий становится скользко.
Одним словом, зима есть зима! Но и график — это график! В нем не отыщешь скидок на мороз или вьюгу, не найдешь никаких послаблений с расчетом на времена года. Часовой механизм графика тикает ровно и четко. Он неумолим, неукоснителен, строг. Он требует выдать заданный ритм, невзирая на состояние самой высокой крыши, под которой работают строители, — московского неба.
В начале зимы
Первый корпус на новой площади в общем-то ничем не отличался от всех иных домов. Те же подъездные пути и башенный кран на рельсах, те же траншеи вокруг и панелевозы, сгрудившиеся около разгрузочных площадок такелажников, те же переносные деревянные будки прораба и мастера. Только продолговатых, выкрашенных в зеленый цвет бытовок я не увидел на площадке, — как выяснилось потом, Копелев отнес их подальше, к столовой и линиям электроснабжения.
— Здесь дадим полмиллиона квадратных метров жилья. Разделите на девять. Примерно пятьсот пятьдесят — шестьсот тысяч новоселов. Солидный микрорайон! — сказал мне Владимир Ефимович. Он произнес это как человек, для которого такой масштаб строительства не новость. — Это немногим меньше, чем мы сделали в Вешняках. Но начинать нам здесь будет труднее, а по-честному сказать, так очень трудно!
Так как строителям никогда не бывает легко, а Владимир Ефимович имеет такую слабость — немного поворчать, я в начале разговора не сразу представил себе и суть, и характер подлинных трудностей, которые преодолевала бригада в первые месяцы работы на новом месте. Да и Копелев не очень-то охотно распространялся на эту тему. Как обычно, скупой на слова, он лишь время от времени рассказывал мне о деталях строительной обстановки, сложившейся в Ивановском.
— Меня бросили сюда прямо в грязь, в болото, — сказал он, — тут и дорог не было, ничего!
Минут через пять, глядя на башенный кран из окошка будки мастера, куда мы зашли с ним погреться, Владимир Ефимович сказал:
— Вот несчастье — у крана все время одна железная нога ломается, чиним. — И вспомнил: — Это сейчас с электронапряжением наладилось, а то первое время было неважно. Сначала работали без связи, воды даже не было, ездили на колонку, теплолинию только сейчас подводят.
Мы заговорили о том, почему бытовки так далеко, и Копелев сказал после паузы:
— Света у нас здесь не было вначале. Пришлось бытовки перенести туда, где могли подключиться к электроэнергии. Да и столовую только месяц назад привезли. Скажете, трудности освоения нового района? — Владимир Ефимович сердито посмотрел на меня, хотя я ничего подобного не говорил. — Трудности трудностями, — продолжал он, — но нельзя списывать со счетов и организационную расхлябанность и отставание строительных тылов, запаздывание с проводкой коммуникаций. Некоторые наши товарищи к этому безобразию пытаются привыкнуть. А этого нельзя делать ни в коем случае!
На что они надеются? — Владимир Ефимович продолжал как бы сам себе задавать вопросы и тут же решительно их комментировать. — На что, спрашивается? А на то, что бригада опытная, закаленная, как-нибудь вытянет трудный период. Мы вытянули, конечно, но ведь важно еще и какой ценой! Коммуникации перед началом строительства надо готовить ответственнее, тщательнее, иначе мы не добьемся необходимых нам темпов. Вот какой вывод, — заключил он.
Трудно было не согласиться с этим выводом. Но, слушая Владимира Ефимовича, я подумал еще и о том, что вот ему, прославленному бригадиру, депутату Верховного Совета СССР, никто в управлении не готовит легких дорожек. Наоборот, именно его поток «бросили», как выразился Владимир Ефимович, первым в такой плохо подготовленный район, в очень трудную строительную обстановку. И делалось это словно бы для того, чтобы испытать: а не ослаб ли характером бригадир Копелев? Не запросит ли дела полегче, сможет ли выдерживать по-прежнему свой, «копелевский» высокий темп монтажа?