Восхождение
Шрифт:
Да, смог, не сдал темпов. Копелев остался Копелевым.
Когда я впервые попал на площадку в Ивановское, то обошел огромный корпус то с одной стороны, то с другой — искал бригадира, — но он сам увидел и окликнул меня. Копелев стоял в кузове панелевоза и, помогая такелажнику Кобзеву, набрасывал крюки крана на панели, которые кран поднимал на корпус. Помахав мне большой белой рукавицей, он затем спрыгнул на землю.
На этот раз «зимний Копелев» выглядел еще более утепленным, чем в Вешняках-Владычине. Я всегда видел его в резиновых сапогах осенью и зимой, а в эти морозные дни он работал
— Быстро нашли нас? — спросил Копелев.
— По вашим ориентирам: вот шоссе Энтузиастов, вот Окружная дорога, — я показал в сторону автострады, видневшейся метрах в пятистах, — да и корпус здесь пока единственный. Как не найти!
— Скоро их будет тут много, — заверил Владимир Ефимович. — Подбросят сюда еще несколько наших строительных потоков — и закипит дело!
— Уже и сейчас кипит, — сказал я, — хотя вы и находитесь в центре всех начал — начало застройки квартала, освоения нового района и в начале нового года. А как планчик за прошедший?
Я спросил об этом не только затем, чтобы занести впечатляющую цифру в свой блокнот, а в том, что это будет хорошая цифра, зная хватку Копелева, я не сомневался. Мне этот вопрос подсказывала еще и уверенность, что Владимиру Ефимовичу будет приятно сообщить мне об итогах года. Ведь за этим стояли и большой труд, и большие нравственные усилия его самого и всей бригады. Да и какой деятельный человек может остаться равнодушным к оценке его работы за целый год? И все же то, что услышал от Копелева, превзошло все мои оптимистические ожидания.
— Планчик? — переспросил Владимир Ефимович. — Тут порядок. Я вам сказал, что в Ивановское нас перебросили первого сентября, а уже к тридцатому октября мы отпраздновали свой новый год.
— Закончили годовой план? На два месяца раньше? — удивился я.
— Да.
— Несмотря на все трудности?
— А чего на них смотреть! — Копелев снял рукавицу, подул в ладонь, отогревая пальцы. Потом прищелкнул ими в морозном воздухе, и этот, должно быть идущий от полноты чувства, жест я мог расценить лишь как непосредственно выраженное удовольствие.
— «Московский характер» — слышали такое выражение? — спросил меня Владимир Ефимович.
Я кивнул утвердительно.
— Для строителя это значит, по-моему, работать ровно, ритмично, всегда и везде. Летом и зимой, в жару и в мороз.
Произнеся это, Копелев слегка улыбнулся. Я знаю, что он не любит, так сказать, торжественной замазки славословий. И уж если сейчас заговорил так, то не бахвальства ради, а только потому, что действительно вправе был гордиться такой постоянностью эффективных усилий бригады. Вот уж воистину бригада всегда и везде выдерживала железный график!
Я смотрел на Копелева, слушал его и подумал, что вот не упасть духом в такой трудной обстановке, в какой он очутился в Ивановском, мобилизовать волю свою и бригады, выдержать заданный темп и к тому же подготовить коллектив к еще более высокому ритму монтажа — это
— У меня есть новость приятная, можно сказать — новогодний подарок, — заметил Копелев, когда мы прошлись по строительной площадке, — я затем, чтобы осмотреть корпус, он — чтобы согреться, мы уже замерзли, разговаривая и стоя на одном месте.
— Какой же это подарок? — заинтересовался я.
— Скоро мне дадут трехкомнатную квартиру.
— Ого! Где же?
Я искренне обрадовался за Копелева, старая квартира в Кунцеве становилась тесной для семьи Владимира Ефимовича.
— Рядом с нашим управлением, на Пресне.
— Ну, значит, будет близко к нашему Дому литераторов. Так что пожалуйста на огонек в Московскую писательскую организацию. Мы сможем встречаться чаще, — заметил я.
Должен сказать, что, из месяца в месяц наблюдая жизнь копелевской бригады, я, признаться, порою даже удивлялся тому обстоятельству, что загруженность бригадира общественными и государственными делами ни в коей мере не отражается ни на его трудовом авторитете в среде товарищей, ни на производительности самой бригады.
Как хорошо отлаженный механизм, она не сбивается с ритма и в отсутствие руководителя, его стиль неукоснительно поддерживают то Большаков, то Бондаренко, то Максимов, да и сами монтажники уже не могут работать по-иному, втянулись в ритмичный монтаж, а привычки, как известно, становятся частью нашей натуры.
В ту зиму Владимир Ефимович учился на втором курсе вечернего факультета Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Каждый понимает, что так работать, как работает Копелев, да еще и учиться на вечернем факультете, слушать три раза в неделю лекции, сдавать экзамены, выполнять разные общественные и депутатские поручения — это означает жить с полным напряжением, с максимальной выкладкой всех своих сил.
И поэтому, не скрою, с некоторым опасением услышать печальный вздох, я спросил: как сейчас обстоят дела с учебой, не запустил ли Владимир Ефимович сдачу экзаменов?
— Нет, не запустил, сессии сдаю нормально, — сказал он и, опять сняв рукавицу, потер пальцами свои пунцовые от мороза щеки.
Я почувствовал, что этот ответ доставил Владимиру Ефимовичу новое явное удовольствие, должно быть, от сознания того, что жить вот так, как он, все и везде успевать — это ведь тоже своего рода категория таланта, которая под стать натурам сильным и целеустремленным.
Памяти друга
После Ноябрьских праздников семьдесят первого года Суровцев отправил жену в родильный дом. Теперь вставал на полчаса раньше, чтобы приготовить завтрак себе и дочери Ирине, школьнице. В шесть утра уже звонил дежурной сестре.
В такую рань спят даже в роддоме. Напрасно Суровцев пытался объяснить, что позже со строительной площадки ему будет трудно звонить, ибо там нет еще и телефонов, а действует только радиосвязь, сестры все равно ворчали на нетерпеливого и докучливого папашу.