Воскресение и Жизнь
Шрифт:
— Ах! Господин Аксаков?!.. Да, я знаю его… Это ученый-психист, основатель и владелец журнала "Psychische Studien", который издается в Лейпциге, поскольку в России такое предприятие было невозможно из-за религиозных, научных и социальных предрассудков. Сейчас он проводит важные эксперименты с медиумом по имени Слейд. Делает души умерших видимыми и осязаемыми.
— Так ты знаешь его и в курсе всего этого? — спросил он несколько разочарованно.
— Лично я с ним не знакома. Но я знаю этот журнал, на который подписана… а также психические труды, переведенные этим ученым на наш язык. Я читала объявление в "Psychische Studien" и в "Revue Spirite" из Парижа, основанном господином Алланом Кардеком, руководителем этого движения. Я жила так печально. Это чтение отвлекло меня, утешило. Дало мне надежду.
Дмитрий был чрезвычайно горд, и ни болезнь, ни потрясение от тех дней высших эмоций, когда
Тем не менее, несмотря на зиму, путешествие продолжалось без происшествий, проходя в приятных и утешительных часах между ними двоими и Петерсом, с долгими остановками в постоялых дворах на станциях, в ожидании, пока утихнут снегопады и расчистят дороги от снежных заносов, затруднявших проезд. Во время этих остановок, поскольку Долгорукову было трудно передвигаться, а погода не позволяла совершать прогулки по близлежащим деревням и поместьям, что всегда приятно для путешественника, они вдвоем располагались перед камином, удобно устроившись в креслах и укрывшись привезенными пледами. Они просили хозяина принести им столик, и, поскольку в багаже у них был металлический самовар, Мелания тут же готовила чай для них, Петерса и двух слуг, а затем они читали друг другу, играли в карты или шахматы для развлечения. Но вдруг они бросали всё, даже чай, чтобы посмеяться. Они смеялись над всем и ни над чем. Смеялись над своим путешествием, над падающим снегом, мешающим продолжать путь, над помятым чепцом жены хозяина, над раздутыми и широко открытыми ноздрями самого хозяина и над веником, которым он подметал прихожую; над храпом спящего Петерса, пока они смеялись, или над редкими прядями волос Николая, старательно уложенными, чтобы скрыть лысину. Они смеялись и без всякой причины, глядя друг на друга. Они были очарованы друг другом. И поэтому смеялись. Они знали, что влюблены и понимают друг друга, что между ними внезапно возникла большая любовь, преображающая их души и судьбы. И потому, что знали это, были веселы и смеялись. Ни один из них не был молод. Ему было уже 40 осеней. Ей — 32 весны. Но они чувствовали себя — он словно ему 18, она — будто ей 15 лет. И это заставляло их смеяться. Им казались забавными они сами и то нежное, очень романтичное чувство, которое наконец настигло их, когда молодость уже прошла. И смеющиеся глаза гусарского офицера гвардии, с совершенно прояснившимися бровями, казалось, говорили, глядя на Меланию:
— Ангел мой, цветок мой, матушка моя, я так тебя люблю! Я только сейчас это понял и очарован своей жизнью! Как будто я любил тебя много лет! Где же я был, что не замечал тебя раньше? Ты жила рядом со мной, служила мне как самая любящая из жен, а я не обращал на тебя внимания! Как я раскаиваюсь! Простишь ли ты меня? Я мог бы быть счастлив с тобой уже так давно!.. но упускал то очарование, которое сейчас испытываю. Понадобилось, чтобы прокаженный — прокаженный! — рассказал мне о женщине, которую он сам любил, которая убила себя, чтобы не быть вынужденной служить ему, чтобы я пришел в себя и почувствовал — да, почувствовал! — что меня опекает такой ангел, как ты, терпеливая и кроткая под моими капризами! Но теперь… Вот я здесь! Я твой! Не Превосходительство и не барин, а раб! Я твой мужик! Люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя, матушка, и хочу жениться на тебе…
Она понимала и смеялась, и смотрела на него, и в её глазах и смехе он читал ответ:
«У нас ещё так много времени быть счастливыми, папочка! Никогда не поздно познать счастье, которое дарит чистая любовь… потому что любовь в осеннюю пору жизни становится слаще, терпеливее и целомудреннее. Я люблю тебя с юности… ты знал это, дорогой мой! Я буду служить тебе с открытым сердцем, потому что ты для меня важнее всего на свете! Какая мне разница, что ты парализован? Разве любовь смотрит на такие условности? Я люблю тебя за твою душу, за твою болезнь, потому что и твоё несчастье вызывает во мне сострадание. Разве не говорил апостол Павел, что любовь милосердна? Это истинная правда. Если не я, то кто полюбит тебя так? А тебе нужна любовь, мой дорогой, чтобы найти пути, ведущие к Богу. И я согласна выйти за тебя замуж…»
Так проводили они дни и вечера. А когда они расходились по своим комнатам — она с Петерсом в одной, Димитрий и Николай в другой — вспоминая о своей любви и о том, как много смеялись без причины, они начинали смеяться поодиночке над самими собой.
Наконец они прибыли в Санкт-Петербург, и, как только разместились в доме, который принадлежал
XII
Когда после внимательного приема у великого ученого-спиритуалиста Мелания попросила назначить встречу для Дмитрия, объяснив причину такой просьбы — инвалидность просителя, которому было крайне тяжело передвигаться, — господин Аксаков вместо того, чтобы просто согласиться на встречу, сопроводил посетительницу обратно и немедленно сам навестил больного, тронутый тем фактом, что парализованный человек настолько заинтересован во встрече с ним и в изучении Нового Откровения, что решился на путешествие из Киева в Санкт-Петербург зимой, не желая дожидаться весны.
Очень довольный и особенно воодушевленный объяснениями ученого о Психизме, Митя не пропускал ни единого слова, впитывая различные тезисы Нового Откровения с жадностью жаждущего, который наконец-то нашел источник благ, которых так не хватало на его жизненном пути. Вместе с господином Аксаковым другие выдающиеся психисты из России и из-за рубежа, находившиеся тогда в гостях у именитого учителя, были привлечены в дом инвалида, и там образовалось избранное общество мыслителей, философов-спиритуалистов, психистов и ученых, обсуждавших увлекательные тезисы и принципы, касающиеся Науки, Философии и даже Религии — тезисы и принципы, которые зажигали в уме и сердце бывшего капитана гусаров новые пути к коренному личному преобразованию.
Они объяснили ему основы и цели нового Учения, появившегося во Франции в 1857 году под названием Спиритизм, поскольку оно было не творением одного или нескольких людей, а продуктом откровения, данного плеядой высших Духов, обитателей Невидимого мира. Они подробно объяснили ему закон последовательных жизней, или реинкарнации, о котором уже упоминал Козловский, первый наставник Дмитрия в этом новом трансцендентном мире. Они объяснили ему в свете Науки, Философии и морали величие медиумического феномена и его сложные законы, проблемы, трудности и возможности, его значение в человеческой и духовной жизни, его последствия для личности и общества, его производные и связи с божественным планом Творения, необходимость его принятия и истинного понимания массами, чтобы очищение от стольких неразрешимых проблем облегчило участь человечества, помогая избежать великих падений и последующих страданий через реинкарнации.
И однажды Аксаков отметил следующую, столь же особенную, сколь и важную деталь:
— Речь идет о Науке, это неоспоримо, и иначе быть не может. Без того, чтобы основа Нового Откровения утвердилась на строгом научном контроле, оно было бы просто теорией, которая ничего не доказывала бы и, следовательно, не могла бы существовать. Когда наука доказывает представляемые факты, ответвления Нового Откровения именно поэтому охватывают все сектора той же Науки и, следовательно, универсальной жизни, становясь таким образом, как это и есть на самом деле, не просто еще одной Наукой, а Универсальной Наукой. Глубина такого Откровения, граф Долгоруков, непредсказуема и непостижима для современного менталитета. Поэтому мы должны рассматривать это Откровение с величайшей критичностью, с величайшей серьезностью и также с величайшей осторожностью, не забывая, что мы осмеливаемся исследовать сверхъестественные, или божественные, тайны. Нас должна интересовать только Истина, какой бы она ни была и где бы она ни находилась, даже если она разрушает гордость укоренившихся мнений и показывает нам то невежество, в котором мы пребывали прежде.
Поэтому люди, решившиеся на такие исследования, желающие проникнуть в столь возвышенные извилины Творения, должны обладать превосходной долей морали и честности — качествами, которые должны уравновешивать их в развиваемых критериях для просвещения человечества. Итак, понимая проблему под столь справедливым и важным углом зрения, Аллан Кардек, наставляемый высшими духовными существами, которые раскрыли новую Науку, основал своего рода школу, которая готовит адепта, желающего иметь дело с трансцендентными проблемами. Так возникло Учение — новое в своих выводах, но неисчислимо древнее в своих принципах, потому что оно существует в самих Законах природы, — Учение, которое, перевоспитывая адепта посредством недостающих ему знаний, предлагает ему также мораль древнего Христианства как возрождающий щит, который даст ему способности для того критерия, о котором мы говорили, ибо истина в том, что человек не может хорошо жить без Бога и без морали, хотя и предполагает, что может это делать… и мораль, установленная Христианством и принятая Алланом Кардеком для кодифицированного им Учения, является самой высокой, существующей на Земле.