Воскресение и Жизнь
Шрифт:
Карлик выпрямился и, словно важный слуга того странного мира, который открывался, окутанный тайнами, пониманию Долгорукова, представил гостей:
— Граф Дмитрий Степанович Долгоруков, владелец этих земель, и его слуги…
Больной, казалось, удивился, так как живо поднял свою лишённую волос голову, и шары его слепых глаз, покрытые беловатой губчатой плёнкой, заметались в глазницах, края век которых уже были изъедены проказой.
Поражённый до оцепенения, Дмитрий, поддерживаемый слугами, которые держали его словно человеческие костыли, не мог оторвать глаз от того, кого навещал, в то время как слуга и кучер тихо шептали на ухо господину:
— Уйдём, Ваше Сиятельство… Бог, верно, не желает, чтобы вы рисковали ещё и этим.
Теперь, сидя
С большим усилием, возможно движимый состраданием из невидимого мира, Долгоруков произнёс тихим голосом заученную от Петерса фразу, чувствуя, как что-то необъяснимое проникает в его обострённую недавними событиями чувствительность:
— Я навещаю тебя, Козловский. Как ты себя чувствуешь сегодня? Если я могу чем-то помочь, скажи… и будешь услышан.
Больной показал чудовищное искривление щёк: это была улыбка. Дмитрий понял это. И прокажённый ответил со слезами в голосе, хриплым тоном из-за отсутствия ноздрей:
— Хвала Господу за утешение, дарованное бедному больному, Ваше Превосходительство! Благодарю от всей души за милосердное посещение, напоминающее о возвышенных странствиях древних учеников Христа Божьего, которые доходили даже до Долины прокажённых в Иерусалиме, чтобы утешить несчастных дарами для тела и благой вестью для искупления духа.
Внимательно слушая, Митя говорил себе:
— Говорит как оратор. Деликатная тема. Может, он философ?… Разговорим этого несчастного, посмотрим, до чего дойдёт его горе. Должно быть, он тоже безумен. Как можно жить так и не сойти с ума?
— Значит, ты знаешь евангелия или историю христианства первого века? — продолжил он вслух. — Ведь говоришь ты как священник…
— Да, знаю, Ваше Превосходительство! Евангелие было великой опорой, помогающей мне встречать невзгоды; высшим утешением в часы, которые я здесь переношу среди горечи нищеты, позора болезни и одиночества без близких. До такой степени Евангелие защищало меня от несчастий, что даже в таком виде, каким вы меня видите, чудовищным и страдающим, я испытываю моменты такого интенсивного духовного счастья, какого не могли бы испытать ни Император нашей "Святой Руси", ни добродетельные священники нашего любимого "Святого города" Киева в минуты коленопреклонения или бесед с собственной совестью.
— Должно быть, у него и с рассудком не всё в порядке. Его страдания велики… — повторил про себя Дмитрий.
— Пока у меня были глаза, — продолжал прокажённый, не обращая внимания на размышления посетителя, — и дар зрения не покинул меня, я читал и перечитывал евангелия, стараясь постичь их суть. Размышлял над ними до поздней ночи… и сумел найти способ наполнить свою душу достаточно ценными знаниями, чтобы поддержать себя, когда глаза погаснут, побеждённые болезнью. Я читал и другое: углубился в серьёзные исследования психической природы. Читал Сведенборга и классических английских психистов, изучающих выживание нашей души после физической смерти. Читал французских и бельгийских философов-психистов, посвятивших себя сверхъестественному общению между так называемыми живыми и душами так называемых мёртвых. Размышлял, читая иностранные газеты, о сенсационных феноменах в Гайдсвилле, в Соединённых Штатах Северной Америки, когда молодые сёстры Фокс стали
Куда мы идём? Что такое жизнь? Что такое смерть? Почему мы существуем? Почему умираем? Почему одни страдают, в то время как другие наслаждаются жизнью?". И теперь, когда я больше не вижу, мне помогают добрые глаза этого самоотверженного юноши, который читает мне о попытках нашего мудрого соотечественника Александра Аксакова, стремящегося распространить те же опыты в русском обществе, несмотря на то, как его отвергают, и жаждущего, чтобы они были приняты академиками наших институтов научной культуры…
Заинтересованный граф Дмитрий, никогда не слышавший такой беседы и утомлённый неудобным положением, в котором находился, утомляя слуг, попросил присесть, забыв, что находится в гостях у прокажённого. Карл, карлик, услужливо принёс кресло, помогая слугам устроить господина, и деликатно заметил:
— Не бойтесь, Ваше Превосходительство! Наш больной занимает только свой стул и кровать, на которой отдыхает.
— У меня парализованы ноги, точно так же, как у тебя, Козловский… — ответил Дмитрий. — Я не могу ходить. Я чувствую себя безмерно несчастным из-за этого. Но скажи мне: где ты нашёл такие книги, кто тебе их доставляет?
— Карл пишет авторам или издателям. Рассказывает о моём горьком положении и просит книги. Я узнал о таких публикациях благодаря французским, английским и немецким газетам, которые Карл обычно достаёт. Я получаю даже от частных лиц, англичан и французов, журналы и газеты о психических явлениях, книги, журналы, дружеские письма, которые являются ещё одними тезисами для изучения и так далее. Я также пишу статьи для этих же газет, точнее, диктую их Карлу. И так я узнал, Ваше Превосходительство, что если я тот монстр, которого вы здесь видите, то это потому, что я прожил другие телесные существования в этом мире! Я жил другие жизни в прошлом, во время которых ошибался, совершал преступления против общества и Законов Божьих! И теперь, будучи пленником, скованным в движениях за злоупотребление свободой, присущей каждому человеку, я искупаю прошлое, чтобы очистить совесть от позорного пятна прежних нарушений. Я понял, что этот юный Карл, подкидыш, новорождённый, оставленный у дверей моей прежней лавки лекарств, и воспитанный мною с заботой, с нежностью моего сердца, не знавшего отцовского чувства, был соучастником моих прошлых безрассудств в другой земной планетарной жизни… искупая и исправляя, в свою очередь, теперь рядом со мной долги, приобретённые тогда. И я также понимаю, что Ваше Превосходительство, господин граф, чьих черт я не могу видеть (простите за смелость откровения), также заслужили в настоящей или прошлых жизнях на Земле наказание, которое сейчас держит вас в плену паралича, посмеявшегося над всеми возможностями науки избавиться от него!
— Несмотря на то, каким вы видите меня здесь, повторяю, я чувствую себя счастливым! Учение о бессмертии возносит верующего к высоким идеалам, уча его встречать события жизни, даже самые деликатные, через призму, отличную от той, которую принимают другие люди. Да, я счастлив, потому что смирился со своим положением и уверен, что обладаю бессмертной душой, созданной по образу и подобию Божьему, которая прогрессирует и возвышается на пути вечности к славе непредвиденного счастья; и что эта же душа при кончине этого тела, которое, я чувствую, гниёт, пока я его населяю, будет прекрасной и просветлённой воспитательным опытом, свежей и улыбающейся, воспевая осанну Богу за это благословенное искупление, которое искупает меня через непостижимые для других страдания!