Воспоминания об Александре Грине
Шрифт:
– Пусть будет немного неудобно, но отдельно. Балов и приемов нам не. устраивать, а друзья нас и по черному ходу найдут.
Блаженно- суетливые дни строительства наступили для нас. Тут я впервые увидела, что Александр Степанович живописно хозяйственен. Денег у нас было немного, отделать квартиру мы могли только скромно, но это «скромно» он хотел сделать приятным и уютным, не жадничал, не волновался, не суетился попусту. Вдвоем мы ходили покупать обои, стекла, дверные ручки, гвозди, краски -словом, все, что требовали рабочие. Александр Степанович выбрал для своей комнаты серебристо-серые обои, блестящие, без отчетливого рисунка, и широкий к ним бордюр в темно-синих орнаментах,
Через месяц все было закончено. Когда мы вошли в отремонтированную, прибранную от строительного мусора квартиру, то увидели, что приобрели просторное, светлое, залитое солнцем жилье.
– Теперь поедем за матерью, - сказал Александр Степанович.
На следующий день поехали в Лигово, два дня собирали и укладывали ее имущество. Александр Степанович поехал в Петроград с нагруженными подводами, а мы поездом. Через несколько часов он, веселый и возбужденный, выгружал привезенное и переносил вместе с рабочими наверх. Были мы в тот день веселы и легки душой. Мама уже успела испечь в новой духовке аппетитный пирог на новоселье. Угостила рабочих, Александр Степанович дал щедрое «на водку», - они ушли,
PAGE 341
радостно пожелав нам всех благ, а мы уселись в новой столовой за первый обед в первой своей квартире.
На другой день началась расстановка вещей. В небольшую, с одним тупым углом, комнату Александра Степановича был поставлен письменный стол отца, кресло, небольшой шкаф для книг, которых у нас, кроме собственных Александра Степановича, в то время еще не было, и несколько стульев.
– Попробую писать за письменным столом, хотя и не люблю этого, - говорил Александр Степанович, - но приятно - своя комната для работы.
Прошло еще несколько дней, и Александр Степанович пришел домой какой-то возбужденный и огорченный. Зовет меня спуститься вниз. На площадке третьего этажа лежит разбитое вдребезги большое трюмо в старинной золоченой раме, а около него стоят два дядьки с видом весьма смущенным.
– Вот нес тебе, и так глупо получилось, а я обрадовать тебя хотел.
Мужики чешут затылки и начинают оправдываться.
– Чудаки, я же вас и не виню, никого не виню. Случай, и все тут…
Оказывается, кто-то бросил сверху кошку, она упала прямо на голову переднего дядьки. Он от неожиданности споткнулся, и зеркало выскользнуло из рук…
Стали готовиться к зиме, купили дрова, уголь, вставили вторые рамы, у мамы в комнате был камин, дождливыми осенними вечерами уютно сиживали около него, радуясь своей крепости-квартире.
Александр Степанович начал писать «Золотую цепь», делая пока заметки к ней; написал несколько новелл.
Как- то приходит домой очень радостный и дает мне пакет. Это был напечатанный на машинке экземпляр «Кораблей в Лиссе». Этого рассказа я не знала, и он прежде мне о нем ничего не говорил. Рассказ был написан еще в 1918 году, отдан в редакцию какого-то журнала, вскоре переставшего существовать. Видимо, в редакции его размножили на машинке, и теперь Александр Степанович нашел экземпляр у знакомой.
– Это один из моих лучших рассказов, - радовался Александр Степанович, - было бы жаль, если бы он пропал бе с1с7ледно, так как вторично такого рассказа не напишешь 17.
В этот же год, как-то идучи по Николаевской улице,
PAGE 342
мы
– Я напишу новую «Иву», - сказал Александр Степанович.
И правда, вскоре написал рассказ «Ива» 19, впоследствии помещенный в сборнике рассказов «На облачном берегу» 20.
– Он не так хорош, как тот, первый, - говорил Александр Степанович.
– Никогда себя не повторишь, но некий аромат, лишь аромат того, в нем сохранен.
1922- 1924 годы были наиболее плодотворны у Грина. Пламя творчества горело ровно, сильно и спокойно. Иногда даже как бы физически ощутимо для меня. В эти годы Александра Степановича любезно встречали в редакциях и издательствах. Мы пользовались плодами этого хорошего отношения, жили покойно и сытно, но Александр Степанович начал втягиваться в богемную компанию, и это привело нас к переезду на юг.
II
ПЕРЕЕЗД В ФЕОДОСИЮ
Итак, мы решили переехать в Крым. Надо было выбрать город. Из поездки 1923 года мы вынесли отчетливое впечатление, что жизнь в Севастополе, Ялте, вообще на южном берегу - не для нас. Нам нужен был небольшой тихий городок на берегу моря.
Александр Степанович предложил Феодосию. Он смутно помнил ее со времен юности, когда несколько месяцев просидел в феодосийской тюрьме. Стали разузнавать. Встретили каких-то железнодорожников, те рассказали о Феодосии, как о тихом, очень дешевом сонном городке. Это нам понравилось.
PAGE 343
Вскоре мы услышали, что приехал в Петроград крымский поэт М. А. Волошин. Александр Степанович решил съездить к нему и еще порасспросить. Оказалось, что М. А. Волошин не только крымский, а даже почти феодосийский, - живет в Коктебеле, местечке километрах в восемнадцати от Феодосии. Но из беседы с ним Александр Степанович ничего не вынес, кроме того, что вопреки ужасам, рассказываемым Волошиным о Феодосии, решил поселиться именно в ней.
Собрали семейный совет. Квартиру, которую мы так любовно отремонтировали, мы надеялись при помощи управдома продать, так как приличная квартира в то время уже являлась ценностью. Кроме того, Александр Степанович задумал съездить в Москву, чтобы добы2т1ь в редакции газеты «На вахте», где он часто печатался 21, бесплатные билеты на переезд в Крым и перевозку багажа.
Решив все так, как мы думали, идеально, на следующий же день приступили к осуществлению своих планов. Позвали скупщиков. Шум и галдеж стояли в квартире часа по три в день. И когда мы, усталые от всего, замыкали наконец дверь, стук в нее продолжался до тех пор, пока мы не стали вывешивать записочку: «Никого нет дома».