Воспоминания об Александре Грине
Шрифт:
– Спите здесь, кровати нет, кухня утром немного топилась.
Через несколько минут принесла старенький коврик и коптилку:
– Это подстелите.
На том все разговоры и кончились. Усталый Александр Степанович улегся и погасил коптилку.
Среди ночи проснулся и слышит в соседней комнате разговор: кто-то кого-то бранит, а тот оправдывается. Слов не разобрать и заснуть невозможно. Слушал и полчаса, и час. Все то же. Решил выйти в коридор - узнать, в чем дело. Там тишина. Что же это? А в кухне снова слышен разговор. Пошел вдоль стены и, подойдя к водопроводному крану, услышал, как капает вода из крана и шумит воздух в трубах. Оказывается, это и создавало иллюзию
Заботой Горького он был поставлен на ноги. Грин получил не только еду и жилье, что острее всего ему было нужно, но и заработок. Горький связал Александра Степановича с издательством Гржебина «Земля и фабрика» 6, заказав ему повесть для юношества по путешествиям Стенли и Ливингстона в Африку. Сам был первым редактором ее 7. Повесть эта называлась «Сокровище африканских гор». После «Земли и фабрики», сокращенная для детей, под названием «Вокруг центральных озер» она вышла в издательстве «Молодая гвардия» 8.
PAGE 325
КОМНАТА В ДОМЕ ИСКУССТВ
Чтобы попасть в нее, надо было пройти через большую кухню, потом спуститься по ступенькам в небольшой коридорчик. К нему примыкал перпендикулярно длинный темный коридор, слева вторая или третья дверь вела в комнату Александра Степановича. Видимо, в комнатах этих в прошлом жила прислуга.
Комната - небольшая, длинная, полутемная. Высокое узкое окно выходит в стену, на окне почти всегда спущена белая полотняная штора. В комнате и днем горит электричество.
Справа от двери большой платяной шкаф, почти пустой, так как у Александра Степановича не было лишней одежды.
Слева большая железная печь-«буржуйка».
На полу почти во всю комнату простой зелено-серый бархатный ковер. За шкафом вплотную такое же зелено-серое глубокое четырехугольное бархатное кресло. Перед ним маленький стол, покрытый салфеткой, узкой стороной к стене. За ним железная кровать, покрытая темно-серым шерстяным одеялом. Над нею большой портрет Веры Павловны (стоит в три четверти, заложив руки за спину) в широкой светло-серой багетной раме - увеличенная фотография. За кроватью стул.
Слева, за печкой, стул; за ним простой небольшой комод, покрытый какой-то блеклой цветной скатертью. На комоде - две фотографии Веры Павловны в детстве и юности, в кожаной и красного дерева рамках, фотография отца Александра Степановича, чарочка с оленем, крошечная саксонская статуэтка - пастушок с барашком и собачка датского фарфора, длинноухий таксик, - подарок Веры Павловны, небольшое зеркало, пачка чистых гроссбухов для писанья, чернильница, карандаш и ручка с пером. В одном ящике комода пачка рукописей, в другом - смена белья, в остальных - пусто. За комодом - третий стул. Вот и все.
В этом же коридоре ж9или: В. А. Пяст, Рождественские и кто еще - не знаю 9.
НА ПАНТЕЛЕЙМОНОВСКОЙ
В 1921 году в мае, в первый год нашей женитьбы, мы сняли комнату на Пантелеймоновской улице в доме
PAGE 326
№ 11, что недалеко от церкви Пантелеймона и Соляного городка, в квартире Красовских.
Это
В эту снятую в мае комнату мы переехали 9 июня. В дни перед переездом Александр Степанович один ездил в Токсово. Кто-то из знакомых, восхищаясь красотой местности и озерами, посоветовал ему провести там лето. Денег у нас не было, но был хороший академический паек, и мы рассчитывали на него обернуться. Приехал Александр Степанович из Токсова разочарованный. Он присмотрел славную комнату, близко от озера, но хозяин - финн, староста деревни, - хотел за нее пуд соли и десять пачек спичек. В те голодные питерские годы это было нечто значительное. Местность же, по словам Александра Степановича, так прекрасна, что было бы истинным счастьем пожить там месяца два. Помогла моя мать, человек практичный и предусмотрительный, у нее оказалось килограммов двадцать соли и три пачки спичек. Она достала у знакомых недостающие семь пачек, дала мне пуд соли и я, трепеща от радости, поехала к Александру Степановичу.
11 июня мы с солью и спичками за спиной сошли с поезда на станции Токсово.
Дорога от станции к деревне шла по заросшей вереском долинке. Деревня, живописно окруженная лесом, стояла на невысоком холме. Озера мы не увидели сразу. Александр Степанович зашел к тому финну, где присмотрел комнату. Через несколько минут он вышел довольный и позвал меня. Комната не была занята, и мы в ней поселились. Отдохнув с полчаса, попив молока, мы пошли на озеро. Извилистые лесные тропинки вели к нему.
PAGE 327
Зарослями дикой малины, орешника, кустами черники и голубики полон был окрестный лес. По пути нам попалось небольшое озеро странной формы. Его вода у берегов была темна от низко склонявшихся деревьев и кустов, а в середине сверкала, играла и переливалась голубизной солнечного неба. Сказочно смотрело оно, и таинственно было его имя - Кривой Нож.
Наконец мы добрались до большого озера. Мы вышли с лесной его стороны. На той стороне виднелись кустарники, слева еле маячили очертания плоского берега. Кое-где росли камыши. Посидели мы на бережку, помечтали о наших будущих деревенских радостях и вернулись в Питер. Нужно было не пропустить очередную выдачу пайка, сделать кое-какие дела и тогда уже по-настоящему, надолго - в Токсово!
17 июня, захватив несложное наше имущество, переехали в Токсово, в дом Ивана Фомича, - фамилии не помню.
Александр Степанович был страстный рыболов и охотник. Еще в одиннадцать лет он раздобыл себе шомпольное ружье и охотился с ним в прилегающих к Вятке лесах. Дичь, принесенная к обеду или ужину, наполняла его душу чувством гордого триумфа. Долго не мог он приобрести настоящего ружья. Охотился случайно, обычно с чужим ружьем, и, лишь попав в ссылку в Архангельскую губернию, он заимел собственное ружье и предавался охоте страстно и безудержно, пропадая по нескольку дней.