Воспоминания об Александре Грине
Шрифт:
ЗНАКОМСТВО
В 1918 году, в начале зимы, я, работала в газете «Петроградское эхо» у Василевского и там впервые увидела Александра Степановича Грина и познакомилась с ним. Он мне сначала показался похожим на католического патера: длинный, худой, в узком черном с поднятым воротником пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким, как мне тогда показалось, извилистым носом. Впоследствии это впечатление рассеялось,
Был Грин росту ровно два аршина восемь вершков, и вес никогда не превышал четырех пудов, даже в самое здоровое время. Был широк в плечах, но сильно сутулился. Волосы темно-каштановые с самой легкой проседью за ушами, глаза темно-карие, бархатистого оттенка, брови лохматые, рыжеватые, усы такие же. Нижняя челюсть выдавалась вперед, длинный неправильный рот, плохие зубы, черные от табака. Голова хорошей, чрезвычайно пропорциональной формы. Очень бледен и в общем некрасив. Все лицо изборождено крупными и мелкими морщинами.
Глаза его имели чистое, серьезное и твердое выражение, а когда задумывался, становились, как мягкий ко
PAGE 322
ричневый бархат. И никогда ничего хитрого или двусмысленного во взгляде.
Руки у Александра Степановича были большие, широкие; кости - как бы в мешочках из кожи. Рукопожатие хорошее, доверчивое. Рукопожатию он придавал значение, говоря, что даже наигранно искренняя рука всегда себя выдаст в рукопожатии.
Грин редко смеялся. Но дома, без посторонних, улыбка довольно часто появлялась на его лице, смягчая суровые линии рта. Чаще это было от моих проказ. Я была тогда озорна и смешлива. Он это любил.
«ПОГЛОТИТЕЛИ» АННИ ВИВАНТИ
Осенью 1919 года Александр Степанович, как не достигший сорокалетнего возраста, был призван в армию. Военная служба никогда не привлекала его ни в молодости, когда он добровольно пошел в солдаты, вынужденный к тому мрачно сложившимися обстоятельствами, ни теперь. Часть, в которую его назначили, вскоре была переброшена в Псковскую область, к городу Острову; километрах в тридцати от него находился фронт. Воевали с белополяками. Александр Степанович был причислен к роте связи и целые дни ходил по глубокому снегу, перенося телефонные провода.
Однажды, изголодавшийся, грязный, завшивевший, обросший бородой, в замызганной шинели, с маленьким мешком за спиной, тусклым зимним утром сидел он в небольшой красноармейской чайной, битком набитой разговаривающими, поющими, ругающимися и смеющимися людьми.
Немного имущества лежало в его солдатском мешке: пара портянок, смена белья и завернутый в тряпку пакет с рукописью «Алых парусов», тогда еще «Красных». За все месяцы своей военной службы Александр Степанович ни разу не заглянул в нее, - не было возможности сосредоточиться, хотя бы несколько мгновений побыть одному. «Но близость ее чем-то согрела мою душу, - говорил Александр Степанович, - словно паутинкой
Он сидел в углу за маленьким столиком и читал взятую в местной библиотеке книгу «Погл1отители» - итальянской писательницы Анни Виванти 1, имя которой он
PAGE 323
впервые увидел. Талантливо написанная книга о судьбе женщины, поглощенной любовью к мужу, заботами о нем и в конце концов восставшей против этого, так увлекла Александра Степановича, что он, читая, ничего не видел и не слышал. Кончил, закрыл книгу и оглянулся вокруг: шум, гам, суета, клубы пара и махорочного дыма, грязь, плохо одетые люди, в большинстве с изможденными, усталыми лицами.
Положил книгу Анни Виванти в мешок и, выйдя из чайной, поплелся в сторону железной дороги. Именно поплелся, так как от слабости подгибались ноги. На станции поездов не было, лишь на третьем пути стоял санитарный поезд без паровоза. На одной из вагонных площадок Александр Степанович увидел врача.
– Ваш поезд куда уходит?
– спросил Грин.
– В Петроград, - угрюмо ответил врач.
Александр Степанович попросил осмотреть его. Внимательно прослушав больного, врач буркнул: «Туберкулез», - и приказал санитару вымыть, остричь и положить Александра Степановича на койку.
Через час Александр Степанович в чистом белье лежал в чистой постели.
Ночью поезд двинулся. Александр Степанович спал мертвым сном. Остановка в Великих Луках, - врачебная комиссия. Александр Степанович получает двухмесячный отпуск по болезни. Довезли до Петрограда. Жилья нет, все живут холодно и голодно. Александр Степанович ночует то у тех, то у других знакомых. Температурит. Больницы переполнены. Температура сорок. Боясь умереть, как многие тогда умирали, на улице, он идет за помощью к М. Горькому и просит устроить в больницу. Горький дает записку к коменданту города. Александр Степанович попадает в Боткинскую больницу 3, у него оказывается сыпной тиф.
Горький прислал хорошее письмо, белого хлеба и меду, а много месяцев спустя, в конце 1920 года, когда был организован ЦКУБУ - Центральный комитет по улучшению быта ученых, - вспомнил о нем снова и зачислил на академический паек и в общежитие Дома искусств.
Выздоровев от сыпного тифа, Грин оказался в очень тяжелом положении. В драной шинели, и5стощенный и бесприютный, бродил он по Петрограду, разыскивая
PAGE 324
знакомых, чтобы переночевать или просто отдохнуть несколько часов.
Питер в те годы голодал и холодал, почти все жили скученно и если не голодно, то впроголодь. Как-то Александр Степанович пришел к знакомым, где рассчитывал переночевать, а у них уже набралось на ночевку столько людей, что положить его было буквально некуда. Дали ему записку к каким-то своим двум знакомым дамам - «у них иногда кухня топится, может быть, как-нибудь устроят вас».
Александр Степанович постучался в дверь указанной квартиры и, стесняясь, передал записку. Дверь открыла немолодая женщина и, узнав, в чем дело, провела его в кухню, показала на длинный кухонный стол: