Воспоминания
Шрифт:
– Я умру в Видовре, – решительно объявила вдовствующая императрица, заглушив мои возражения.
Она имела в виду просторный дом, построенный ею в 1890-х годах. Там семья собиралась каждую весну. Дом находился на побережье. Сидя в своей аскетично обставленной гостиной, вдовствующая императрица смотрела на корабли, которые отплывали в сторону России. И сам дом, и окрестности помнили визиты ее покойного мужа, императора Александра III. Его любимое удобное кресло в библиотеке, колода карт, которой он играл в «волка», его адмиральская фуражка на столе, его охотничьи трофеи на стене… Всякий раз, как он приезжал в Копенгаген, на пост у ворот заступали два казака – настоящие великаны. Я очень удивился, когда увидел их, прощаясь с тещей на вокзале в Лондоне. Судя по возрасту, они были сыновьями или даже внуками гвардейцев моего тестя… Как бы там ни было, вдовствующая
– Как в старые добрые времена, – смеясь, заметил я.
– Ты имеешь в виду казаков? – спросила она. – Да, дорогой мой, что делать? Я не могу бросить их на произвол судьбы в Лондоне.
Я кивнул. Созданный ею культ императора Александра III – не та тема, какую можно обсуждать на железнодорожном вокзале.
Всегда будучи индивидуалистом, я отказывался признать, что ничего не могу сделать, только жить, пользуясь великодушием моих правящих родственников. Я часто виделся с ними, но постоянно жить предпочитал в Париже.
Всякий раз после поездок в Лондон, Рим или Копенгаген я возвращался с чувством, что напрасно потратил много времени. Приучившись в изгнании свободно говорить на любые темы, без каких-либо ограничений, я с отвращением вспоминал необходимость при обсуждении чего-то неприятного прибегать к прежнему лицемерию или умалчиванию. Неприятных тем было множество: индийская проблема в Англии, фашистский режим в Италии, возможность торговых отношений с Советами в Дании. Почти всегда моя точка зрения не совпадала с той, какой придерживались мои «любящие кузены». Поэтому разговоры приходилось сводить к «нейтральным» темам, которые, в свою очередь, были скучны мне. Все чаще я замечал, что представители правящих семей, предоставленные сами себе и временно освобожденные от напряжения, создаваемого их рангом и титулами, – отвратительные собеседники. Истории о принце Таком-то, который не хочет жениться на принцессе Такой-то, оставляли меня совершенно равнодушным: и несговорчивый жених, и невеста, мечтающая о свадьбе, казались мне людьми, не представляющими никакого интереса.
Я не желал им зла, но, слушая бесконечное повторение их имен, надеялся, что еще успею на ночной поезд в Париж…
Разговоры за столом типичного европейского правителя выгодно отличаются от того, что можно слышать в доме влиятельного банкира с Уолл-стрит, но куда менее занимательны, чем беседы в подпольном роскошном нью-йоркском баре. Домашние разговоры европейских монархов лишены всякой высокопарности, однако им недостает остроумия и блеска.
Менее самоуверенные, чем их заокеанские аналоги, монархи Старого Света не так остро сознают собственное влияние и не любят приправлять свои трапезы идолопоклонством.
Я говорю о еде, главным образом обедах и ужинах, потому что только за обеденным столом монарх расслабляется. Правитель дает аудиенции прибывающим и отбывающим послам, закладывает основы политики, отмечает многочисленные «юбилеи» и «годовщины», посещает сельскохозяйственные и промышленные выставки, животноводческие ярмарки и картинные галереи; очевидно, все эти действия имеют жизненно важное значение. Даже король Италии Виктор Эммануил, чья власть стала чисто номинальной [28] , редко может себе позволить провести день в кругу семьи.
28
Имеется в виду роль, отведенная королю при фашистском режиме Б. Муссолини.
Трудна и безжалостна жизнь представителей королевских семей, и влияние расписания на характер жертв можно себе представить. Когда какой-то рабочий-кокни обозвал принца Уэльского «богатым бездельником», принц с большим чувством ответил:
– Богатый? Возможно. Но пропади оно все пропадом, старина, совсем не бездельник!
Вполне естественно, оставшись наедине с детьми и родственниками, европейские монархи стремятся хоть на время забыть о прошедшем дне или о проблемах мировой важности. Всем им нужна какая-то отдушина; у каждого имеется свое любимое времяпрепровождение.
Если в семье есть маленькие дети, как, например, у нынешнего короля Югославии, разговоры за столом, скорее всего, вращаются вокруг их проделок и остроумных словечек. Завтра может наступить конец света, но юный наследник престола какой-нибудь балканской страны
В непростые дни реформы палаты лордов в замке Балморал разрядить обстановку помогал любимый внук короля Эдуарда, Дэвид, нынешний принц Уэльский. Поглощенный своими мыслями, усталый и умирающий от скуки король, бывало, поворачивался к внуку и спрашивал просто для того, чтобы поддержать разговор:
– Послушай, Дэвид, что ты думаешь о возможности восхождения на престол твоих предков?
– Это самое ужасное, – отвечал Дэвид, радуя гостей и восстанавливая бодрость духа короля.
Общеизвестно, что нынешние английские монархи проводят много свободного времени с внуками, сыновьями их старшей дочери принцессы Марии, и дочерьми их второго сына, герцога Йоркского [29] . Если не считать естественной любви, которую невозможно не испытывать к этим красивым и живым малышам, гораздо приятнее смеяться над последними проделками белокурой принцессы Елизаветы, чем напоминать всем сидящим за столом о том, что они знают и так: Британская империя в самом деле переживает очень тяжелые времена.
29
Будущая королева Елизавета II и ее младшая сестра, принцесса Маргарет.
Всякий раз, когда я возвращаюсь в Париж, постоянное место моего изгнания, после визита к тому или иному правящему родственнику, друзья просят, разумеется, «по секрету», рассказать, о чем говорилось в узком кругу, за столом у короля. Мне трудно убедить их в том, что главной темой для беседы в скандинавском дворце стал великолепный удар слева «первой ракетки мира» среди любителей, американца Уильяма Тилдена, а король Бельгии, который очень любит железные дороги, подробнейшим образом обсуждал достоинства и недостатки моста через Большое Соленое озеро.
– А что говорят в Лондоне? Что известно о будущем фунта стерлингов? Когда там решат стабилизировать британскую валюту?
Я краснею, вздыхаю и нехотя признаю, что «они» говорили о рождественских подарках, полученных принцессой Елизаветой, и обсуждали, можно ли разрешать девочке так часто фотографироваться.
А что же литература, современная музыка, театр? Интересует ли искусство моих собеседников знатного происхождения? И да и нет. Все зависит от конкретного представителя той или иной правящей семьи. Конечно, принц Уэльский значительно опережает своих ближайших родственников и европейских кузенов в знании современного искусства. Он не пропускает ни одного вернисажа и не только хорошо осведомлен о «последних новинках», но способен во всех подробностях обсуждать оркестровки Пола Уайтмена [30] и различия между джазом коммерческой музыкальной индустрии и оригинальным джазом хлопковых плантаций. Низложение монархии в Испании устранило единственного «соперника» принца Уэльского. Вплоть до весны 1931 года вопрос о том, кто лучше разбирается в современном искусстве – «Счастливый принц» из дома Йорков или король Испании Альфонсо [31] , – оставался открытым. На фоне интересов наследника вкусы других членов британской королевской семьи кажутся немного старомодными. Киплинг и Харди в литературе, Бетховен и Вагнер в музыке по-прежнему занимают главное место в художественных интересах короля и остальных членов его семьи. Открыто и публично выступив против, по его словам, «перенасыщенной сексом» литературы нашего времени, принц Джордж выражал лишь свои взгляды, взгляды своих родителей и двух своих братьев, герцога Йорка и герцога Глостера, но едва ли взгляды принца Уэльского. Последний прекрасно осведомлен о существовании Эрнеста Хемингуэя, Уильяма Фолкнера и их британских последователей; маловероятно, чтобы он считал их произведения литературой, «перенасыщенной сексом».
30
Пол Уайтмен (1890–1967) – руководитель и дирижер джазового оркестра, джазовый скрипач.
31
Альфонсо XIII (1886–1941) – король Испании (1886–1931). В 1931 г. подписал манифест, в котором признавал свои ошибки, не изъявив, однако, готовности к отречению.