Воспоминания
Шрифт:
– Была ли у вас возможность после того времени посетить Россию?
– Увы, нет. Объявление мировой войны застало меня в Джибути, когда я направлялся в Санкт-Петербург, чтобы передать его императорскому величеству послание моего господина, негуса Лиджа Иясу…
Небрежное упоминание имени тогдашнего императора Абиссинии привело меня в панику. Оказалось, что мой «торговец рубинами» на самом деле – почтенный эфиопский государственный деятель, которого я лично представлял царю и которого у нас принимали со всеми почестями! Я рассыпался в извинениях, но господин Матеос только отмахнулся. Теперь, когда его личность была должным образом установлена, он мог себе позволить смеяться. И мы оба смеялись по
Наша беседа продолжалась три часа. Абуна Матеос оказался сильным оратором; если не считать вопросов, которые я время от времени задавал, я с радостью оставался лишь изумленным слушателем. Судя по тому, что я понял в тот памятный день в Монте-Карло – у господина Матеоса ушло еще несколько недель, чтобы объяснить мне все подробности его весьма необычного предложения, – он и его нынешний повелитель ожидали, что я помогу Абиссинии восстановить свои права на некоторую часть Святой земли в Иерусалиме… По словам эфиопского сановника, я и только я способен заставить армян и коптов, живущих в Палестине, вернуть абиссинским священникам монастырь Дейр-эс-Султан и еще две церкви, примыкающие к храму Гроба Господня… Сказать, что я был ошеломлен, – значит ничего не сказать! Я не только почти ничего не знал о взаимоотношениях между коптами, армянами и абиссинцами в Иерусалиме, но впервые в жизни услышал, что правительство Российской империи потратило пять лет и свыше миллиона долларов на поиски в Турции различных документов, содержавших доказательства справедливости эфиопских притязаний!
– Вашему правительству, – объяснил господин Матеос, – удалось найти даже оригинальный фирман халифа Омара, выписанный в 636 году.
Его слова не произвели на меня сильного впечатления. Я не понимал, почему деньги русских налогоплательщиков тратились на поиски фирманов какого-то халифа; так я и сказал моему темнокожему наставнику в истории святых мест.
Он в отчаянии вскинул руки вверх:
– Для начала, месье, деньги не принадлежали вашим налогоплательщикам, потому что все до цента было пожертвовано вашей кузиной, великой княгиней Елизаветой. Кроме того, не забывайте: как только Абиссиния вступит во владение двенадцатью спорными участками на Святой земле, два из них немедленно отойдут Русской православной церкви для строительства часовни.
Такая щедрость моей кузины Эллы меня не удивила: пылкая сторонница Русской православной церкви, она, должно быть, питала такой огромный интерес к обязательствам абиссинцев благодаря сходству наших религий, в то время как надежда закрепиться на Святой земле могла, несомненно, подтолкнуть ее истратить все свое огромное состояние. Все это, хотя и свидетельствовало о набожности моих родственников, в 1923 году не играло особой роли, особенно для одного русского великого князя, который приехал в Монте-Карло на несколько часов, чтобы погреться на солнце и отдохнуть. Учиться никогда не поздно. Воспользовавшись предоставленной мне возможностью, я узнал: нынешние правители Абиссинии считают, что их род ведет начало от сына царицы Савской после ее дружеского визита к царю Соломону. И все же мне казалось, что и Абуна Матеос, и его правитель сильно преувеличивают мое влияние на коварных иерусалимских коптов и армян.
– Еще семь лет назад, – мягко сказал я, – я мог бы вмешаться и поговорить от вашего имени с армянским патриархом в Палестине, но боюсь, сейчас мой голос не будет иметь веса в разговоре с его святейшеством.
Господин Матеос вскочил и взял со стола напечатанный на машинке лист бумаги.
– Вот, – торжественно объявил он, – перевод на английский язык послания
Я охотно согласился. Письмо было любопытным:
«От Главы судей, Али, слуги Бога, царя царей, единого в голове Бога и трех в лицах.
Да дойдет оно до королевы Англии!
Как Вы поживаете? Хорошо ли Вы себя чувствуете, равно на небе и на земле? Я желаю Вашей дружбы и надеюсь на нее; возможно, Вы тоже желаете дружбы со мной. Почему вышло так, что при Вас меня лишили моего наследия? Все принимают свое наследство, я же лишен своего. Сделайте же все, что требуется, чтобы меня не лишали моего наследства; ибо я был лишен части иерусалимской земли, принадлежавшей Абиссинии… теперь все зависит только от Вас. Сообщите, чего Вы хотите, и я вам это пошлю…»
– Королева пыталась помочь Расу Али? – спросил я, живо представив себе тихую радость королевы Виктории.
– Да.
– И что же?
– Даже ей не удалось заставить армян вернуть наши владения…
– Вот видите, – оживился я, – а вы ожидаете, что русский великий князь в изгнании добьется успеха там, где потерпела неудачу влиятельная королева?
Он робко посмотрел на меня, и я понял, что, по восточному обычаю, самое важное он приберег на конец. Я взял шляпу и притворился, что ухожу. Лишь тогда он перешел к делу. – Документы, которые подтверждают наши права, – начал он, опустив взгляд, – в настоящее время находятся в руках бывшего агента русского правительства в Константинополе.
Я ждал.
– Этот человек, – продолжал господин Матеос после долгой паузы, – отказывается отдавать документы тем, кто не состоит в родстве с покойным царем. Действуя по приказам его величества и на деньги покойной великой княгини Елизаветы, он считает себя обязанным хранить документы в распоряжении своих владык, наследников и их правопреемников.
Я ждал. Он тоже. Я уже собирался снова встать, когда он взял со стола копию письма Раса Али и, приблизив ко мне, показал пальцем на последнюю строку, которая гласила: «Сообщите, чего вы хотите, и я вам это пришлю». Его жест, подсказанный, видимо, крайним беспокойством, показался мне слишком грубым для обходительного восточного дипломата. Похоже, он ожидал, что я потребую определенную сумму за каждый из двенадцати указанных участков Святой земли.
– Господин Матеос, – сурово сказал я, – воздух Монте-Карло подействовал на вас крайне неблагоприятно.
На сей раз я действительно собрался уходить. Он бросился вперед и, когда мы оба добрались до двери, развернулся ко мне лицом, упал на колени и заговорил – от волнения на ломаном французском. Я не понимал почти ничего из того, что он говорил, но при виде его коленопреклоненной фигуры понял всю нелепость моего возмущения. Судя по тому, что он знал о белых людях, он пришел к выводу, что у их порядочности всегда имеется твердая цена; если правительство империи готово было взять комиссию в виде земельных участков на Святой земле, почему простой великий князь обижается на предложение денежного вознаграждения за его дружеские услуги?
Я похлопал господина Матеоса по плечу и помог ему встать. Поправив галстук и одернув костюм, он снова сел в кресло. Я тоже сел. Он изложил мне свой план действий.
Иногда мне кажется, что ничего подобного на самом деле не происходило. Прочти я о таком в книге, написал бы оскорбительное письмо автору, который посмел состряпать такую нелепую сказку, полную явно вымышленных приключений. Правда, в сундуке в моей парижской квартире лежит пухлая папка с «абиссинскими бумагами»; кроме того, в Мандатной подкомиссии Лиги Наций в Женеве имеется долгий и сухой рапорт ученых экспертов.