Vox Humana: Собрание стихотворений
Шрифт:
Да, что там говорить! Эти строки способны привести надолго в самое удрученное состояние…
Дня через два пришло письмо за полной подписью – Лидия Ивановна А…ва. «Раз всё равно уже всё известно – прошу вас внести в стихи следующие исправления», был приложен список мелких изменений.
С тех пор я беседовал с автором стихов как раньше, когда и не подозревал о ее таланте. Это была та самая дама, которую я когда-то встретил в зале апулийских ваз, которую, конечно, не раз встречал на набережных, на улицах, в кино. Но мы никогда не разговаривали сколько-нибудь серьезно.
В 1938 году все стихи Лидии Ивановны были у меня отобраны при обыске. Изучение этого маленького архива давало основание моему тогдашнему официальному собеседнику говаривать: «А у тебя немало было лирики в жизни…»
Свет тесен. В дни Отечественной войны мы выяснили с одной знакомой, что она хорошо знала Лидию Ивановну, даже состояла с ней в родстве. Так я узнал о трагической смерти Лидии Ивановны.
Человеку психически неуравновешенному, ей приходилось периодически лечиться в больнице. Здесь ее застала война. Психоз бурно разыгрывался в условиях голодного истощения:
О стихах Лидии Ивановны я много думал, когда существовал вне жизни, перебирая былое. А вернувшись в мир, я получил от упомянутой знакомой несколько приведенных здесь стихотворений.
Уже более четверти века прошло с тех пор, как Лидия Ивановна написала эти стихи, более полугода, как я собрал их в этом рассказе. Вдруг недавно доя дочь принесла пожелтевшие листочки, найденные среди старых конспектов, писем, вырезок…
– Они, наверное, доставят тебе радость!
Знакомый почерк! Два уцелевших стихотворения Лидии Ивановны от 31 января и 2 февраля 1935 года, звучащие как привет с того света.
Никогда не бывало. Не будет. Нет. Мы несказанного – не скажем. Керамический вымысел, черный бред, Черепок недошедшей чаши… Я скошена быстрой походкой Твоей. Как выстою, холодея, – Нежней апулийских двухцветных вещей, Мрачнее тарентских изделий. Пыталась с Тобой разговаривать я. О чем не посмела мечтать я! – Должно быть, не стоит любовь моя Простого рукопожатья… Так молния разбивает дом. Так падает тень на счастье. Помедли: с Тобой, на секунду – вдвоем, Тобой завоеванный мастер.* * *
Всё в жизни – от будущего тень. Под будущее – ссуда. В извилинах времени скрыт тот день, В который Тебя забуду. О, выхвачу, как из ножен – меч, Из жизни, с собой на пару, Не выброшусь в сажень косую плеч, Но выстою под ударом! О локоть Твой – о, рука на мече! — Обопрусь – пораженный вид Твой Через жизнь понесу на своем плече, Как через поле битвы. На память заучивай каждый стих. Лентяй, не узнал спросонок, Верхом на пеонах – о, сколько их! – Скачущих амазонок.М. М. Павлова. «ПОЭТА ХРУПКАЯ СУДЬБА…» (Послесловие)
Поэтическая судьба Лидии Аверьяновой сложилась прихотливо и драматично: она закончила свой жизненный путь в 37 лет, не выпустив ни одного сборника, единичные публикации 1920-х – начала 1930-х гг. в советских газетах и журналах литературного имени ей не составили, на родине о ней забыли.
Признание пришло к Аверьяновой посмертно, под псевдонимом, в кругах эмиграции: в 1937 г. ей удалось переправить два последних сборника «Стихи о Петербурге» и «Пряничный солдат», составивших книгу «Серебряная Рака», известному итальянскому слависту Этторе Ло Гато [36] . От него рукописи попали к Глебу Петровичу Струве.
36
С итальянским переводчиком и литературоведом Этторе Ло Гатто (Ettore Lo Gatto; 1890-1983) Л. Аверьянова познакомилась в 1929 г. во время его пребывания в Ленинграде и затем встречалась с ним летом 1934 г. в Москве; сохранилось его письмо к ней от 6 октября 1934 г., в котором, вернувшись из поездки, он благодарит ее за встречу и «приятную компанию», а также сообщает, что выслал ей книги итальянских поэтов (РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 33).
Г. Струве вспоминал: «Перед войной я несколько раз читал стихи Лисицкой о Петербурге в частных домах в Лондоне. Помню одно чтение в доме А.В. Тырковой-Вильямс в присутствии В.В. Набокова, который приезжал ненадолго в Лондон и которому я устраивал вечера чтения его произведений в нескольких английских домах. <…> Помню, некоторые стихотворения Лисицкой ему понравились. Тогда же, помнится, я послал несколько стихотворений И.И. Бунакову-Фондаминскому в “Современные записки”. Я знал, что этот журнал был известен Лисицкой и что она его ценила. Но я счел нужным нарушить строгий наказ автора и заменить ее фамилию придуманным мною псевдонимом, основанным на шутливом прозвище (“Лис”), которым она подписывала иногда свои письма к нашей общей знакомой-англичанке. Кажется, редакция “Современных записок” и приняла их (у меня нет сейчас возможности проверить, не появились ли они в единственной в 1940 году книге журнала)» [37] .
37
Струве Глеб. Стихи А.
После окончания войны, не зная, жив ли автор, Струве напечатал ряд подборок из стихов о Петербурге – в «Новом журнале» (Нью-Йорк), «Русской мысли» и «Возрождении» (Париж), «Гранях» (Франкфурт-на-Майне), «Мостах» (Мюнхен). В 1946–1962 гг. в русской зарубежной печати появилось новое литературное имя: А. Лисицкая предстала перед читателями как поэт петербургской ноты, кровно связанный с акмеизмом. И только в 1995 г. стихи о Петербурге вернулись «из эмиграции» на родину – в подборке на страницах журнала «Звезда» – уже под собственным именем автора, как она того и хотела, «высылая» в 1937 г. рукопись из СССР.
О Лидии Аверьяновой известно немного, свидетельства о ее рождении противоречивы, обстоятельства жизни и смерти неопределенны или загадочны. Ее литературный архив рассредоточен между Петербургом и Стэнфордом (США). В 1935 г. она передала свои документы на хранение в Пушкинский Дом (письма к ней разных лиц, а также стихотворения 1920-х гг.) [38] ; рукописи сборников «Стихи о Петербурге» и «Пряничный солдат», а также отдельные сопутствующие им бумаги отложились в фонде Г.П. Струве в архиве Гуверовского института [39] . Благодаря сохранившимся материалам стало возможным собрать поэтическое наследие А. Лисицкой / Л. Аверьяновой в книгу и сопроводить ее рассказом о судьбе автора. А судьба эта, как писал В.М. Глинка, знавший поэтессу, оказалась прочно вплетенной в «паутину перекрестных нитей самой грибницы русской культуры: Оксман–Ахматова–Аверьянова–историк и ученый вел. кн. Николай Михаилович–Эрмитаж–А.И. Корсун–Л.Л. Раков… Всё связано со всем» [40] .
38
Рукописный отдел Института русской литературы Российской академии наук (Пушкинский Дом) - РО ИРЛИ. Ф. 355 (Л.И. Аверьяновой).
39
Hoover Institution on War, Revolution and Peace. Gleb P. Struve Collection. Box 75. Folders 2-5. Подробнее об этом сюжете см.: Струве Глеб. Стихи А. Лисицкой // Мосты. С. 121-122; Тименчик Р. О стихах-эмигрантах // Звезда. 1995. № 2. С. 124-125.
40
Глинка М.С. В.М. Глинка: Воспоминания. Архивы. Письма. Книга вторая (Серия: Хранитель). СПб, 2006. С. 138. Владислав Михайлович Глинка (1903-1983) - историк, писатель, с 1944 г. главный хранитель Отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа; проработал в Эрмитаже несколько десятилетий (многие годы жил на Дворцовой набережной, в доме № 32 - здание Эрмитажного театра).
Лидия Ивановна Аверьянова родилась 3 января 1905 г. (по ст. ст.: 21 декабря 1904). Кто были ее родители, доподлинно неизвестно, никаких сведений о ее семье, детстве и юности мы не встречали [41] . Существует предположение, что она была дочерью вел. кн. Николая Михайловича (1869-1919) – историка, писателя, председателя Императорского Русского Исторического общества, расстрелянного в Петропавловской крепости. В декабре 1962 г. Юлиан Григорьевич Оксман спрашивал у В.М. Глинки. «…Знали ли Вы в Ленинграде Лидию Ивановну Аверьянову? Она была на службе в Интуристе, писала стихи, переводила. Анна Андреевна <Ахматова. – М П> мне говорила, что ее муж работал в Эрмитаже. <…> Когда Лидия Ивановна умерла? При каких обстоятельствах? Мне кажется, что Л. И. была дочерью вел. кн. Николая Михайловича, помнится, что я об этом что-то прочел в его неизд. дневниках лет 30 назад…» [42] .
41
Некоторые неопределенные сведения о близких поэтессы встречаются в ее письмах ко второму мужу А.И. Корсуну (РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 105-106). В частности, 12 ноября 1935 г. Аверьянова сообщала ему, что ее мать пишет книгу по-английски; часто в письмах упоминается «дядя Джон», говорящий по-английски, для которого она делает переводы и у которого берет уроки английского (она называет себя его племянницей).
42
Глинка М.С. В.М. Глинка: Воспоминания. Архивы. Письма. С. 138. М.С. Глинка дополнил публикацию этого письма своими размышлениями: «Имя Ю.Г. Оксмана как историка и исследователя столь значительно, что комментировать строки его письма мы никак не решаемся» (Там же). Юлиан Григорьевич Оксман (1895—1970) — литературовед, один из выдающихся пушкинистов. Великий князь Николай Михайлович (1859-1919) не был женат, местонахождение его дневников нам неизвестно (они отсутствуют в его личном фонде в ГАРФ). Во внешности поэтессы, судя по нескольким дошедшим до нас фотографиям, никакого сходства с великим князем не наблюдается; вместе с тем нельзя не отметить, что черты ее лица указывают на возможное англосаксонское происхождение. Фрагменты дневниковых записей вел. кн. Николая Михаиловича за 1914—1917 гг. были опубликованы в «Красном архиве» (1931. Т. 47-48. Кн. 4-5; Т. 49 Кн. 6) в этих записях он освещает военные действия в период своего пребывания на фронте, а также события, предшествовавшие Февральской революции (в частности, историю убийства Г. Распутина). В записках «Мои свидания осенью 1901 г. в Крыму с графом Л.Н. Толстым» (Красный архив. 1927. Т. 21. Кн. 2) он вскользь упоминает о деле, касавшемся его личной жизни, которое он обсуждал с Толстым (и которое вызвало у него горячий отклик), но не передает содержание. Очевидно, Ю. Г. Оксман имел в виду неопубликованные фрагменты дневника великого князя, оставшиеся нам неизвестными.