Vox Humana: Собрание стихотворений

Аверьянова Лидия Ивановна

С просьбой издать книгу Аверьянова обращалась в Государственное издательство, но получила отказ. 26 января 1929 г. П.Н. Медведев, заведовавший литературным отделом, сообщал ей: «Не имея возражений по существу против Вашей книги “Вторая Москва”, мы всё же вынуждены отказаться от издания ее, потому что имеющаяся в нашем распоряжении норма на стихи полностью исчерпана на всё полугодие» [104] .

Заключительную ноту в историю несостоявшегося издания вносит эпизод, сообщенный Е. Данько. 28 апреля 1929 г. она писала подруге: «На вербном базаре слышала, как одна девица спрашивала в книжном лотке “стихи Аверьяновой”. – “Нет, у нас только старая книга, – отвечал торговец, – а это вы новую спрашиваете”» [105] .

104

Там же. Ед. хр. 63.

105

Там же. Ед. хр. 18. Л. 15. По-видимому, здесь речь идет о букинистической лавке («старая книга»).

Неудача

с изданием «Второй Москвы» и наступившие в скором времени перемены в личной жизни вернули Аверьянову к истокам творческого пути. В 1928 г. она знакомится с молодым поэтом и переводчиком из окружения Михаила Кузмина – Андреем Ивановичем Корсуном (1907-1963) [106] . В своем дневнике 11 сентября 1934 г. Кузмин записал: «Идолоподобие. Корсун замечательно красивый человек. Действительно, как говорит Петров, “один из самых красивых людей Ленинграда”, и милый, и хороший, и вместе с тем как-то не знаешь, что с ним делать. Он совсем не для романа, который сопряжен с капризами, жестокостями, дурью, подлостями, жертвами, радостями, трагедиями и примирениями, причем один, а то и оба, должны быть непреодолимым дряньём и предателем, что-то от лорда Дугласа и от Manon Lescaut. Лев Льв. <Раков. – М.П.> думает, что я исключительно таких и люблю» [107] .

106

А.И. Корсун - автор перевода скальдических стихов для книги «Исландские саги» (Л., 1956) и «Старшей Эдды», не раз переиздававшейся (статья и комментарий М.И. Стеблина-Каменского. М.; Л., 1963); генеалог, специалист по геральдике; почти тридцать лет служил научным сотрудником Государственного Эрмитажа. Биографические сведения из его личного дела: родился в Кисловодске в семье юриста, дворянин; до 1926 г. жил вместе с родителями в Кисловодске и Таганроге, затем переехал в Петербург, в 1926-1930 гг. учился в Институте истории искусств «на Словесном отделении на Журнальном уклоне», которое не закончил, получил специальность библиотекаря; владел французским, английским, немецким и украинским языками; в 1931-1934 гг. служил библиотекарем в Центральном Доме работников просвещения, затем в Русском музее, с 1934 г.
– в Эрмитаже; в 1941-1945 гг. находился на фронте; в 1960-1961 гг. временно уволен из Эрмитажа по инвалидности, затем восстановлен; был женат на Л.И. Аверьяновой, разведен в 1944 г. (Архив Государственного Эрмитажа. Ф. 1. Оп. 13. Д. 400. Л. 18).

107

Кузмин М. Дневник 1934 года / Под редакцией, со вступ. статьей и примеч. Глеба Морева. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 1998. С. 101. В письме упоминается искусствовед Всеволод Николаевич Петров (1912-1978).

Анастасия Львовна Ракова, дочь историка и искусствоведа, вспоминала, что в детстве (середина 1930-х) она часто видела Корсуна около их дома (они жили по соседству с ним на Дворцовой набережной). В окружении отца он был самым красивым (эффектным) мужчиной: высокий, сухопарый, грациозный, запоминающийся навсегда. (Для Аверьяновой, ценившей мужскую красоту, вероятно, имело значение, что слово корсунский в древнерусском языке было синонимом красивый.) Более поздний портрет Корсуна встречается в воспоминаниях М.С. Глинки (племянник В.М. Глинки): «Двухметровый, с иконописным лицом, худущий до впалых щек <…>. В дяде Андрее было что-то такое, что я, увидев его впервые, уже через час стоял около него, прислоняясь, а мне было тогда не три, не пять, а уже девять…» [108] .

108

Глинка М. С. В.М. Глинка: Воспоминания. Архивы. Письма. С. 135.

Роман Аверьяновой с Корсуном развивался стремительно и бурно. В письме от 23 сентября 1928 г. Данько предостерегала подругу (возможно, передавая ей и мнение Ахматовой):

Боюсь, не напугала ли я Вас своей суровостью в одном из наших последних разговоров? Поверьте, что эта суровость вытекает не из каких-либо соображений долга, закона и т.д., а из того, что мне очень бывает жалко, когда одаренная и богатая душой женщина – себя продешевит, измотается, исстрадается из-за человека, который на большие отношения не способен.

Тем более что Вы, на мой взгляд, обладаете более ценными и благородными отношениями, которые Вас берегут и охраняют. Не лучше ли, дорогая, поскучать лишний вечер, но зато не тратить себя попусту? Помните, что на Вас возлагаются большое надежды в смысле работы <курсив мой. – М.П.> и, несомненно, Вам предстоит широкая дорога впереди – с Вашей одаренностью. Случайным неудачам нельзя придавать значение. Les temps sont durs. Простите, меня за это маленькое поучение, – я невольно сделала это, искренно любя Вас [109] .

109

РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 18. Л. 10 об. – 11. Les temps sont durs (фр.) – Тяжелые (трудные) времена.

В короткое время Аверьянова пишет обращенный к Корсуну лирический цикл-послание (21 стихотворение), составивший третью книгу стихов «Опрокинутый Шеврон» (1929); шеврон — нашивка на рукаве у военных, чаще моряков, в виде стрелки, направленной к кисти; здесь опрокинутый шеврон – эротический символ: стрелы Амура. Первое стихотворение цикла датировано 27 октября 1928 г., последнее – 4 февраля 1929-го, несколько посланий оформлены как акростихи (свидетельство виртуозной техники автора), большинство имеют посвящения: Андрею, Андрею Корсуну, А.К., А.И. К .

В «Опрокинутом Шевроне» всё еще сильно чувствуется «ахматовское» дыхание, «надрыв» («лирический роман») и влияние Блока, характерные для периода «Vox Humana». По признанию автора, «Это – ужасно девические

стихи» [110] . Вместе с тем книга замыкает целую эпоху в ее творчестве, за которой открывается перспектива другой манеры: «замедленного пульса» и петербургской темы «Серебряной Раки».

Предположительно через год после событий, вызвавших к жизни творческий всплеск, Аверьянова оставила мужа и соединила свою судьбу с Корсуном. Их союз был прочным, хотя не раз подвергался испытаниям. Импульсивная «мятущаяся поэтесса» [111] была подвержена романтическим увлечениям (как и М. Цветаева; по-видимому, ее поэтический темперамент требовал постоянного возбуждения).

110

Там же. Ед. хр. 103. Л. 16.

111

Глинка М. С. В.М. Глинка: Воспоминания. Архивы. Письма. С. 136. По сведениям М.С. Глинки, Корсун и Аверьянова официально развелись в 1934 г., в личном деле Корсуна указан 1944 г., т. е. развод состоялся уже после смерти Аверьяновой.

В письме Смиренскому от 20 июня 1935 г. (после ареста в 1931 г. он был сослан на строительство Беломорско-Балтийского канала) [112] Аверьянова рассказывала о себе:

«Мы с Андреем живем всё так же. Этой зимой я много писала стихов. Интересно было бы, чтобы Ты прислал мне свои новые стихи, которые считаешь лучшими. Почти весь свой архив я отдала в Пушкинский Дом и, если разрешишь, я и Твои новые стихи по прочтении отдам на хранение туда же. Книг у меня стало неистовое множество и много очень редких, гл<авным> обр<азом> иностранных, новых, Как> ч<то> уже библиотека при нашей тесноте начинает тяготить и пыль от них дышать не дает. Убирать же по-прежнему лень. От людей я отошла почти совершенно, вне дома бываю только на работе. Никуда ходить не хочется, только бы лежать и читать. Даже театр мало привлекает.

112

Подробнее см.: Волошинова В. Отзвуки «серебряного века» // Дон. 1993. № 7. С. 196-198. Впоследствии Смиренский работал на строительстве канала Москва-Волга и Волго-Донского канала.

Андрей служит в Эрмитаже библиотекарем и гл<авным> обр<азом> кашляет и хворает всякой дрянью; последнее радостное сообщение о нем – это его флюс, а перед этим был не больше не меньше как… ящур. Не знаю, как он умудрился подхватить в городе столь “ветеринарную” болесть. Она ведь бывает только у коров, у него же с коровами общего только… рога» [113] .

Совместная жизнь поэтов была сопряжена с длительными разлуками. Корсун часто и подолгу выезжал на Северный Кавказ к престарелым родителям [114] . Аверьянова в качестве переводчицы Интуриста и ВОКС'а (Всесоюзное Общество культурной связи с заграницей) сопровождала в поездках по городам и весям СССР зарубежных гостей.

113

РО ИРИЛИ. Ф. 582 (Вл. В. Смиренского).

114

Родители А. Корсуна жили на станции Минутка под Кисловодском, лишь перед самой войной он перевез их в Ленинград, там они погибли во время блокады.

Аристократизм, блестящее знание языков, молодость и обаяние позволяли ей работать, главным образом, с именитыми визитерами. В их числе были: лауреат Гонкуровской премии Жорж Дюамель (без имени он упомянул ее в «Путешествии в Москву», 1927) и Люк Дюртен (1927) [115] , Фритьоф Нансен (1928), Умберто Нобиле (1931) [116] , Бернард Шоу (1931) [117] , Мартин-Андерсен Нексе (1931), Герберт Уэллс (1934) [118] , делегация чешских музыкантов во главе с Леошем Янчеком (1935) и многие другие.

115

Л. Аверьянова оставила об этом событии запись: «Под знаком “цивилизации”. Заметка о встречах с Дюамелем и Дюртеном» (РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 4); см. также описание этого визита в книге Р.Я. Райт-Ковалевой (она была одной из трех переводчиц, сопровождавших Дюамеля) «Человек из музея Человека» (М., 1982. С. 114-116). Жорж Дюамель (Duhamel; 1881-1966); Люк Дюртен (Durtain) (наст, имя - Андре Невё (Nepveu);1881-1959) о поездке в Москву в 1927 г. рассказал в книге «Иная Европа. Москва и ее вера» (L’autre Europe. Moscou et sa foi; 1928).

116

Автограф Умберто Нобиле и открытое письмо Л. Аверьяновой на итальянском языке: РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 45.

117

См. автограф Б. Шоу на шмуцтитуле сборника его пьес: «Inscribed to Lydia Averianova-Korsoon Guide Philosopher Friend. G. Bernard Shaw. Leaningrad. 24 July 1931» (перевод: «Надписано Лидии Аверьяновой-Корсун Гиду Философу Другу. Дж. Бернард Шоу. 24 июля 1931»). На обороте автографа примечание Л. Аверьяновой, сделанное в 1935 г.: «Надпись Бернарда Шоу в бытность мою его переводчицей в течение 2-х дней в Ленинграде, летом 1931 г., была сделана на моем экземпляре это его книги» (РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 64).

118

См. автограф Г. Уэллса: «The Prose writer to the Poet July. 29.34» (перевод: «Прозаик - поэту. Июль. 29.34»). На обороте примечание Л. Аверьяновой, сделанное в 1935 г.: «Уэллс, когда меня ему представили, спросил: - А Вы стихи каждый день пишете?
– Нет, конечно, - рассмеялась я.
– Ну, так я Вам напишу что-нибудь милое. В “Астории”, 1934» (РО ИРЛИ. Ф. 355. Ед. хр. 59).