Война сердец
Шрифт:
— Эсте, успокойся. Сейчас мы спустимся вниз и узнаем, кто там пришёл. И будем действовать по обстоятельствам.
— Мы?
— Да, мы. Я пойду с тобой. Нас никто больше не разлучит, Эсте. Теперь, когда я узнал что такое счастье, я буду бороться за него! Я тебя не отпущу, я тебя никому не отдам и никому не позволю тебя обидеть!
— Боже мой, как я тебя люблю! — Эстелла обвила руками шею Данте. Да, она будет драться! Объявит войну всему миру за право любить и быть любимой.
Держась за руки, Данте и Эстелла спустились в холл, и девушка вздохнула с
— А, это ты, Санти. Слава богу! Я испугалась, решила, что это мама.
— Мы могли бы поговорить наедине? — процедила Сантана, злобно зыркнув на Данте. В ответ получила взгляд не менее «дружелюбный».
— Вообще-то у нас с Данте нет секретов друг от друга.
Сантана высокомерно вскинула голову.
— Ну уж нет, идите наверх и разговаривайте без меня! — отрезал Данте. — Я не хочу при этом присутствовать. Не собираюсь я сидеть и слушать женские сплетни, я вам не дрессированная обезьянка. Пойду прогуляюсь, — и он вышел на улицу.
— Сколько не хорохорься, а даже и красивая физиономия не спасает от огромной, светящейся на лбу надписи: «Простолюдин», — не удержалась Сантана.
— Пойдём, — сухо выговорила Эстелла и пошла наверх, не оборачиваясь. После такого выпада у неё отпало желание общаться с подругой. Сантана двинулась следом.
— Проходи, — Эстелла пригласила гостью внутрь. Та вплыла, как королева в сарай, и изучила взглядом комнату. Свечи и цветы, остатки ужина на столе и скомканная постель Сантану не смутили, но привели в негодование. Она чванливо поджала губы.
— Садись, — Эстелла указала на софу.
— До чего же ты опустилась. Ужас какой! — Сантана присела на краешек софы, подобрав юбку. — Поселилась в убогой гостинице в качестве сожительницы немытого пастуха, повелась на смазливое личико. Ну и как тебе? Хорошо с ним живётся? По носу ещё ни разу не получала?
— Прекрати! — оборвала Эстелла. — Я не намерена слушать твои колкости! Да, Данте не богат, но здесь я гораздо счастливей, чем в тех хоромах, где жила раньше. И он носит меня на руках и никогда меня не обидит, я знаю. Мы любим друг друга.
— О, да! Любовь и всё такое... Ну-ну, — Сантана закатила глаза.
— Чай или кофе будешь?
— Что? Ты предлагаешь мне пить из грязных чашек? Нет, благодарю.
— Почему грязных? Они чистые, я сама их мыла.
— О, да ты уже и сама посуду моешь? Так скоро и в прачки наймёшься. Знаешь ли, я не люблю нищету и предпочитаю фарфоровую посуду.
— Ты меня поражаешь, Санти. Ты ведь никогда не гналась за статусом, — Эстелла всё больше разочаровывалась в Сантане. С кем же она дружила столько лет?
— Да, но не до такой же степени мне опускаться, как это сделала ты. Я с детства живу в приличном доме и общаюсь с приличными людьми. И я не желаю
— Санти, вот что: скажи мне, зачем ты пришла, будь любезна. Я тебя в гости не звала, а ты пришла и оскорбляешь меня и моего мужчину.
— Я пришла сказать спасибо.
— Спасибо? За что же?
— За то, что ты подставила меня перед своей мамашей. Она, значит, приходит к Сантане и требует сказать, где её дочь, потому что Эстелла, видите ли, должна быть у Сантаны. А Сантана ни сном, ни духом. Спасибо тебе!
— Ну извини, я не думала, что она придёт к тебе, — потупилась Эстелла.
— Разумеется! Ты вообще хоть о чём-то думаешь, кроме своего пастуха?
— Прекрати так называть Данте! — Эстелла в гневе топнула ногой, и Янгус на жёрдочке подпрыгнула с испуга. — У него есть имя, красивое имя. И он не пастух, он гаучо, а эта профессия ничуть не хуже других.
— Ничего себе, как ты заговорила! Быстро же он тебя, аристократочку голубых кровей, превратил в рабыню. Но сути дела это не меняет — твоя мамаша рвёт и мечет.
— Значит, ты меня заложила, да? Ты сказала маме, что меня у тебя не было?
— Да, я сказала, что ты за эту неделю не приходила ко мне ни разу, и что я не знаю, где ты. И я пообещала ей тебя найти. Короче, если ты не хочешь, чтобы твоя мать явилась сюда сама и увидела тебя в подобном состоянии, лучше вернись домой добровольно. Она ведь всё равно тебя найдёт, да и я не стану молчать. Я ей расскажу, где ты прячешься.
— Вот как? — Эстелла повела бровью. — И ты способна предать меня после стольких лет дружбы?
— Ты первая предала меня, — жёстко сказала Сантана. — Ты променяла тринадцать лет дружбы со мной на синие глазки своего пастушонка. И я не считаю, что поступлю неправильно, рассказав твоей матери, где ты, потому что желаю тебе добра, потому что хочу вырвать тебя из лап этого бандита. У него взгляд убийцы, а ты ничего не видишь. Ты ослепла. Как же низко ты пала! Ты сейчас похожа на проститутку наутро после приёма с десяток клиентов.
— Знаешь что? Ты можешь делать что угодно и рассказывать что угодно и кому угодно! — выдала Эстелла, трясясь от ярости. — И не надо прикидываться овечкой! Ты считаешь, я предала нашу дружбу? Чем же? Тем, что полюбила Данте? Я не виновата, что ты видела в нашей дружбе то, чего там нет и не было. И ты сама её убила, не я, а ты, когда подделала моё письмо к Данте!
— Что?
— Не притворяйся! — Эстелле захотелось Сантану отколотить. Подбежав к комоду, она вынула письмо и пихнула его Сантане под нос. — Вот. Читай. Хочешь сказать, это не ты дописала тот бред, что внизу? Я ведь этого не писала, и это даже не мой почерк! Я тебе доверила самое дорогое — мои чувства к Данте, а ты вздумала нас разлучить.
— Да, это я. Я действительно хотела, чтобы вы расстались. Я хотела, чтобы он оставил тебя в покое. Пойми ты, идиотка, этот человек тебе не пара! Он сломает тебе жизнь. Я хотела тебе помочь, но поздно. Ты превзошла саму себя, кувыркаешься с ним в постели, как похотливая кошка, и даже не скрываешь этого. Не ожидала от тебя.