Война сердец
Шрифт:
— Ох, это было бы замечательно! — обрадовался Гаспар, отодвигая пустую кружку из-под глинтвейна. — Я бы с удовольствием куда-нибудь пошёл, но я плохо знаю город.
— Ну так пойдёмте.
— Я вижу, тебе и правда лучше. Ты в своём репертуаре, — скривился Клем. — И куда же ты хочешь нас повести?
— Ну, можно пойти в казино, можно в кафешантан, можно в бордель, — Данте уставился на Клементе. В глазах его мелькнули насмешка и холодная ярость. Клем тотчас отвернулся, сообразив, что болезнь Данте ушла в другую крайность. Но он по-прежнему не в себе.
— Нет-нет, только
— Дядя Гаспар, вот только не надо прикидываться святошей! — фыркнул Данте. — Все мужчины хоть раз в жизни посещали бордель.
— Я нет.
— Ну тогда вам надо идти в монастырь. Поражаюсь, как это вы сумели сделать Клема, если одно упоминание о борделе вызывает в вас ужас, — насмехался Данте. Он прошёлся по холлу; хвост шёлкового плаща волочился следом за ним.
— Данте, не будь вульгарным, — оборвал его Гаспар. — Мы ведь с Клемом в трауре, так что давайте выберем заведение поприличней.
— А почему бы вам не пойти в театр? — посоветовал сеньор Нестор. Внимательно слушая беседу, он разглядывал Данте через лорнет.
— В театр?! — Данте, Гаспар и Клементе переглянулись.
— Да, там нынче идёт модное представление в духе тех, что бывают в кафешантанах. Оно начинается часов в десять вечера. Сегодня вы ещё успеете, — сеньор Нестор потёр ручки. — О, я был недавно! Сходите, это стоит того, чудесное зрелище, красивые женщины в перьях танцуют, поют, качаются на качелях под самым потолком.
— А это прекрасная мысль, сеньор Нестор! — одобрил Гаспар. — Давайте пойдём в театр, я всегда мечтал там побывать.
Клементе что-то недовольно пробубнил, но Данте встал на сторону Гаспара и сеньора Нестора.
— Если будет скучно, всегда можно уйти, — сказал он, и это решило дело.
Через час трое мужчин уже входили в театр — здание с облупившейся штукатуркой и каменными ангелочками над входом, что окружали Минерву — древнеримскую покровительницу искусств.
Они купили билеты в центральную боковую ложу, откуда сцена была видна превосходно. Представление началось с задержкой в пятнадцать минут. Клема это взбесило так, что он хотел встать и уйти.
— Может, ты уймёшься? — одёрнул его Данте. — Мы пришли развлекаться, а не портить друг другу настроение. Чего ты такой нервный?
— Да потому что меня это всё достало! Ненавижу эту проклятую жизнь, так и хочется удавиться! — в сердцах выпалил Клем.
— С чего это вдруг? — скривился Данте. — У тебя вроде как новая любовь с этой, как её, Сантаной, подружкой моей бывшей черноглазой красавицы.
Клем неопределённо махнул рукой, а Гаспар, разинув рот, осматривал внутреннее убранство зала — красные бархатные кресла и бортики лож, украшенные золотой лепниной.
Наконец, прозвонил третий звонок и занавес открылся.
Безвкусные декорации мигом вызвали у Данте приступ тошноты. Его врождённое чувство эстетики часто страдало от подобного. Задник был красный, пол малиновый, а девицы в ядовито-розовых корсетах и золотых панталонах наводнили всю сцену. К панталонам, в область копчика, были пришиты перья; как хвосты райских птиц, они покачивались в такт музыке.
Толстая
Гаспар сидел с выпученными глазами до самого антракта. Клементе крутился, цокал, ёрзал, порываясь уйти, и Данте хотелось его пнуть. Хотя ему тоже было скучно, и он периодически зевал. Лучше бы они пошли в бордель. Когда до антракта оставалось минут пятнадцать, Данте заметил: Клем притих и вперился в сцену. Данте уставился туда. Всё те же девки, теперь в жёлтых костюмах и с искусственными цветами в волосах. Они кружились, выделывая незамысловатые па, а над их головами, на длинных веревках с привязанной к ним доской, парила певица. Одетая в чёрный корсет и малиновые панталоны, она раскачивалась на качелях и скрипела что-то низковатым голосом. Иногда не попадала в такт и выкрикивала слова скороговоркой. Слух Данте сии звуки не воспринял, ему захотелось уши заткнуть пальцами, но наличие рядом людей удержало его от такой выходки. Петь этой мадам противопоказано, лучше бы она не позорилась. Кто ей вообще внушил, что она умеет петь? Небось любовница какого-нибудь богача. Все эти актриски-певички — те же самые потаскушки, хоть и чванятся тем, что они не из борделя. Но именно эта безголосая девка и привлекла внимание Клементе.
Данте засёк, что щёки Клема пылают. Снова перевёл взгляд на девицу на качелях. Ярко-каштановые кудри, боевая раскраска на лице, большая грудь. Данте в бинокль изучил её физиономию. И тут у него тоже раскрылся рот. Это была Лус. Но ведь она умерла от чумы! Убрав бинокль, Данте зажмурился. Может, просто похожа? Бывают же похожие внешне люди. Данте протёр бинокль плащом и вновь направил на девицу. Это по-прежнему была Лус. Может, ему это мерещится? На всякий случай Данте поправил изумрудный перстень на пальце. Но Лус не исчезала.
— Ты видишь то же, что и я? — подал голос Клементе.
— В смысле? — изобразил удивление Данте.
— Это же Лус!
— Я уж решил, что я один это вижу, — облегчённо признался Данте. — Но ведь она умерла. Может, эта девка просто на неё похожа? Тем более в гриме, да издалека.
— Надо посмотреть на неё вблизи, — решил Клементе. — Когда начнётся антракт, мы пойдём за кулисы. Я не успокоюсь, пока с ней не поговорю.
Ждать долго не пришлось. После того, как эта партия артисток удалилась за кулисы, объявили антракт.
— Дядя Гаспар, мы с Клемом пойдём проветримся, не хотите с нами? — сказал Данте, игнорируя косые взгляды Клема.
— Нет, спасибо, — у Гаспара было какое-то виновато-ошарашенное выражение на лице. — Я посижу тут.
— Только не говорите, отец, что вам понравилась эта белиберда, — брезгливо фыркнул Клем.
— Яркое зрелище, но думаю, Каролина этого бы не одобрила, — грустно сказал Гаспар.
Данте закатил глаза, вдруг представив, что было бы Гаспаром и Клемом, если бы они узнали, что это он убил Каролину? И получил огромную долю садистского наслаждения. То ли ещё будет. Конечно, убивать ни Клема, ни Гаспара он не станет, но было бы неплохо, чтобы они ещё пострадали.