Война сердец
Шрифт:
— Это всё глупость, — недоверчиво хмыкнула Сантана. — И не тебе, Эсти, читать мне мораль. Ты тоже натворила много чего со своим Данте. Я уже взрослая и сама решу с кем связать жизнь. А уж с характером Клементе я поборюсь. Если я увижу такие поползновения в свой адрес, он получит в глаз, — объявила Сантана. — Только пусть попробует проявить ко мне неуважение. В конце концов, во мне течёт не какая-нибудь плебейская кровь, мои родители были аристократы.
Эстелла поняла, что Сантану она не переубедит, и не стала спорить. Это её жизнь и у неё есть право совершать ошибки.
— Я боюсь только одного, —
— Это ещё почему? — удивилась Эстелла.
— Тётя Амарилис не хочет, чтобы я выходила замуж. Не хочет от слова совсем.
— Но почему?
— Она говорит, что с любым мужчиной, который на мне женится, произойдёт несчастье. Помнишь Луиса? Он ведь умер прямо на свадьбе, ещё не успев стать моим мужем. А Ноэль Марвилья, сын Констансы Марвилья, с которым я встречалась три месяца назад, упал с крыши, когда полез туда прочищать трубу. Он остался жив, но хромает на одну ногу, представь себе. А Диего вообще убили, хотя я с ним и не встречалась. Поэтому я боюсь, что с Клементе произойдёт нечто подобное, — Сантана тяжко вздохнула.
— Ну что ты, Санти, не накручивай себя, — подбодрила её Эстелла. — Всё это совпадения. Уверена, твоя тётка специально внушает тебе, что ты чёрная вдова, чтобы держать в своей власти. Знаешь, мне не нравится твой выбор, потому что я не могу простить Клему того, что он сделал с Пией, но это мои проблемы. Если ты считаешь, что этот человек — твоё счастье, борись за него. И наплюй на всех.
На прощание подруги обнялись, и Сантана ушла. Эстелла, стоя на пороге, смотрела, как Сантана пересекает улицу и исчезает за углом. Потом машинально взглянула на окна «Маски». Данте... Образ красивого гаучо в шляпе, что гарцевал на длинноногом Алмазе, невольно встал перед глазами. Сегодняшнего Данте Эстелла воспринимать отказывалась. У неё пошёл какой-то внутренний протест по отношению к человеку, которого она увидела в день маскарада. Она любит того, прежнего Данте, а этот чужой для неё. И точка.
====== Глава 41. Торжество ненависти ======
Но к вечеру Эстеллой овладела хандра. Всё чаще она смотрела на окна «Маски», угадывая, за которым из них Данте. Прижимаясь щекой к обручальному кольцу, она чувствовала его тепло, вспоминала голос Данте, его поцелуи, ночи, что они проводили вместе. Разве может кто-то сравниться с ним? Нет. Нет такого мужчины, которого она любила бы сильнее, чем Данте. Как бы она хотела его вернуть, её милого, родного мага! Неужели он так изменился? В тот день, на балу, она была пьяна и воспринимала ситуацию неадекватно. Как она может любить прежнего Данте и не любить нынешнего, ведь это один и тот же человек? Она сама себя накрутила. Надо ещё раз увидеть его, чтобы убедиться в справедливости или несправедливости своих выводов.
Еле дожив до пяти вечера, Эстелла выпроводила клиентку, что притащила лесного ёжика.
— Я нашла его у своих ворот, — посетовала дамочка, немолодая и богато разодетая в бархатное коричневое платье с огромным, уже вышедшим из моды кринолином. — Я не знаю что с ним делать. Должно быть, он заблудился.
— Поите его молоком, а, как подрастёт, отпустите в лес, — посоветовала Эстелла.
Накинув шаль и шляпку, она закрыла дверь в лечебницу, пересекла мостовую и вошла в «Маску». Сеньор Нестор
Гаспар выглядел заметно постаревшим, болезненным, с мешками под глазами — так на него повлияла смерть Каролины. Клем, хмурый, с опущенной головой, напоминал отслужившего свой век мула.
«Интересно, он влюблён в Сантану или просто развлекается с ней?» — мелькнула у Эстеллы мысль. Она вспомнила Данте в дни их первых свиданий — глаза у него сияли, как рождественские огни. Клем же на влюблённого похож мало, хотя... любовь каждый чувствует по-своему.
Гаспар и Клементе при виде Эстеллы замерли.
— Эстелла! Какими судьбами? — воскликнул Гаспар. Он приблизился, пожал ей руку.
— Я... узнала, что вы здесь. Мне Сантана рассказала, и я пришла вас навестить, — сочинила на ходу Эстелла.
— А я думал, ты пришла к Данте, — съязвил Клементе.
— Между нами давно всё кончено.
— Это ты так считаешь, а вот Данте, похоже, этого так и не понял. Сантана же наверняка тебе рассказала, что он болен. Я даже подозреваю, кто в этом виноват. По-моему, у некоторых нет совести, — тон Клементе звучал хамовато-вызывающе, и Эстелле захотелось его пнуть. Он ничего не знает о её чувствах и не смеет её упрекать. На себя бы посмотрел!
— Не тебе меня судить и не тебе говорить о совести, — отрезала Эстелла высокомерно. — Я не забыла, как ты убил Пию, и учти, я буду за тобой следить. Только попробуй обидеть мою подругу.
Клементе пробухтел что-то невнятное. Гаспар утихомирил его, положив руку ему на плечо.
— Я хочу увидеть Данте, — сказала Эстелла.
Все втроём забрались наверх. Гаспар и Клем пояснили, что живут на третьем этаже, а Данте на четвёртом, в номере 414. Тот самый номер, их любовное гнёздышко! Сердечко Эстеллы трепыхалось, как крылья горящего в пламени мотылька.
— А что случилось с Данте? — спросила она у Гаспара, когда Клементе покинул их на лестнице. Он был зол на Эстеллу, считая: это она виновата в недуге Данте, да и не хотел слушать обвинения в смерти Пии.
— Сначала у него была пневмония, — Гаспар поднялся на площадку четвёртого этажа, увлекая Эстеллу за собой. — Мы думали, что он умрёт. У него был страшный жар, кашель и он бредил, кричал как умалишённый. Сеньор Нестор сказал, что Данте подхватил болезнь в тот день, когда был жуткий ливень. Он пришёл весь мокрый и к утру слёг. Потом болезнь отступила, но Данте всё ещё не в себе, Эстелла. Он ни с кем не разговаривает. Лежит и смотрит в одну точку. Сидит и смотрит в одну точку. Не знаю что с ним делать, — Гаспар тяжко вздохнул. — Попробуй с ним поговорить. Может, у тебя что-то выйдет.
Они дошли до двери с номером 414, и Гаспар спустился вниз, чтобы не мешать. Эстелла повернула ручку.
Значит, Данте по-прежнему живёт здесь. У Эстеллы в груди защемило. Обстановка всё та же: диванчик, камин, синий ковёр с длинным ворсом. Данте в гостиной не было, и Эстелла прошла в спальню.
Он лежал в кровати лицом вниз. Волосы чёрными змеями струились по его обнажённой спине. Опустив одну руку, Данте водил пальцем по полу, рисуя на нём узоры. Коготь его, длинный, серебристый, мерцал, выпуская струйки света.