Война сердец

Darina Naar

— Данте, — позвала Эстелла шёпотом.

Он не ответил и не повернулся. Коготь продолжал разрисовывать пол сияющим орнаментом, и Эстелла вспомнила их первую встречу. Одинокий мальчик с печальными сапфировыми глазами запал ей душу за секунду. Минуло одиннадцать лет. Столько всего произошло. Она испытала и огромное, как небеса, счастье, и глубокое, как океан, горе, но любовь к тому мальчику, любовь с запахом мяты и роз, ещё живёт в ней.

— Данте...

Ноль реакции. Сев на кровать, Эстелла легонько потянула юношу за волосы. Бесполезно. Она придвинулась ещё ближе, погладила Данте по спине, по затылку — это действо

всегда и безотказно сводило его с ума. Он шевельнулся. Подставил голову, выгибаясь как кот. Эстелла некоторое время перебирала мягкие волосы, пропуская их меж пальцев. И Данте вдруг прижался к ней, уложив голову на её ключицу, как делал маленький рыжий лисёнок по кличке Мио.

— Данте, ты меня узнаёшь? — спросила она осторожно.

— Эсте... — пробормотал он, тычась носом ей в шею. — Эсте...

— Я пришла, потому что Сантана мне сказала, что ты заболел, — объяснила она.

— Не уходи... не уходи... Ты мне нужна... пожалуйста... голоса... голоса, — рыча, Данте прижался лбом к эстеллиному плечу. — Не уходи...

— Данте, ну что ты ведёшь себя как ребёнок? Мы с тобой уже взрослые, нам не по шестнадцать лет, — Эстелла пыталась его как-то встряхнуть, может быть, и разозлить, но Данте мало осознавал реальность.

Он поднял на неё глаза — синие-синие и абсолютно неземные. В них мелькнула мука.

— Голоса... голоса... останься со мной, когда ты со мной, они уходят...

— Какие голоса, я не понимаю тебя, Данте?

— Останься со мной, ты мне нужна... — повторял он одно и то же.

— Для чего я тебе нужна, объясни мне? — взбеленилась Эстелла, припомнив его поведение на маскараде. — Два месяца назад, когда я, как идиотка, побежала за тобой, ты говорил другое. Ты меня прогнал, сказал, что не хочешь быть со мной. А теперь чего тебе надо? Ты хочешь, чтобы я с тобой нянчилась, спасая от каких-то голосов? Но мне надоели твои вопли, капризы, безумства. Я устала, Данте. За эти два месяца многое изменилось, я переосмыслила свою жизнь и сделала выводы, — голос Эстеллы зазвучал властно и безжалостно, как у человека, что вдруг познал истину, недоступную простым смертным. На лице Данте отразился испуг.

— Два месяца назад... я не помню, что было вчера, а ты хочешь, чтобы я помнил, что было два месяца назад, — шепнул он потирая виски. — У меня что-то с головой... Всё как в тумане. Не бросай меня, Эсте. Я знаю, что со мной тяжело, что я тебя замучил, но я тебя люблю.

Во взоре его мелькнула мольба, но Эстеллу это не отрезвило — в неё вдруг вселился маленький чёртик. Откуда он взялся, она сама не понимала, ведь она пришла не ссориться с Данте и не упрекать его, а убедиться в правильности своих выводов. Убедилась. Он правда не в себе, и у Эстеллы эта обманутая надежда вызвала гнев.

— Ну что за детство, в самом деле?! С головой у тебя что-то? Ты только сейчас это понял? Да ты с ней с рождения не дружишь, но раньше тебе это не мешало. Знаешь, Данте, ты не мужчина, ты сопливый мальчик. А мне нужен мужчина. Прекрати на меня смотреть, как побитая собака, меня это раздражает! Лучше бы я не приходила сюда.

— Эсте... я тебя люблю...

— Я тебя тоже любила, Данте, любила до безумия. Ты сам всё убил. Но я любила и люблю того Данте, который однажды спас меня от грабителей. Того, который носил меня на руках. С ним я чувствовала себя не просто счастливой, а сильной и защищённой.

А сейчас ты другой. Ты хочешь, чтобы я с тобой нянчилась и спасала тебя от плодов твоего больного воображения. Таким ты мне не нужен.

— Это не так, это неправда, — промямлил он ошарашенно. — Я всё такой же, всё тот же Данте, и я тебя люблю. Просто сейчас мне плохо...

— А мне по-твоему хорошо?

— Получается, что твоя любовь однобокая, — шепнул он сипло. — Ты любишь меня, когда со мной всё в порядке. Но в самый тяжёлый момент я остаюсь один, и уже не в первый раз.

— Понимай как знаешь, — пожала Эстелла плечами. — Я не статуя, я человек. Любому терпению приходит конец. Вот он пришёл и у меня. Тем более сейчас я иначе взглянула на Маурисио. Рядом с ним я чувствую себя женщиной. А рядом с тобой я чувствую себя нянькой маленького ребёнка. Улавливаешь разницу?

— Ты свободна, — еле слышно проговорил Данте.

— Что?

— Ты свободна, — повторил он безэмоционально. — Уходи и забудь сюда дорогу. Больше никогда не возвращайся.

После этих слов между ними выросла стена. Эстелла мигом ощутила холодность. Данте сидел на краю кровати, прямой как палка и с окаменевшим лицом. Эстелла разумом понимала, что ведёт себя жестоко и глупо. Данте и правда болен, и он в этом не виноват. Но усталость перекрыла и любовь, и даже жалость. Это было сродни тому чувству, что она испытала при виде умирающих чумных — желание сбежать, спрятаться, не видеть их, не слышать их, избавиться от них, как от надоедливого груза, что нарушает её покой.

И Эстелла развернулась и вышла из номера. Он даже не встал, чтобы её проводить. Что за хамство, она дама, в конце концов! Вне себя от возмущения Эстелла долбанула дверью. А Данте повалился на кровать. Уставился в потолок. Воздуха не осталось. Как и слёз. Глаза были сухи, будто в них натолкали песка. Вот и всё. Она ушла, хотя он умолял её остаться. Она ещё могла бы вытащить его из адского болота, куда он погружался всё глубже, не справляясь с собственным сознанием. Рядом с Эстеллой Данте ощущал себя живым. А она не услышала его. Ушла. Устала. В чём-то она права. Но своим уходом она подписала ему приговор.

— Твоя взяла, — шепнул Данте в никуда. — Ты победил, Салазар. Я больше не хочу видеть реальность этого мира. Никогда.

Сутки Данте пролежал в кровати, не реагируя ни на сердобольные попытки Гаспара привести его в чувства, ни на агрессивные вопли Клема, коего раздражало состояние Данте. Но у юноши не было ни слёз, ни эмоций, ни даже обиды — только желание, чтобы от него отстали. Он не ел, не спал и не разговаривал.

Но к вечеру следующего дня, когда Гаспар и Клем, сидя в холле, распивали глинтвейн с сеньором Нестором, Данте вдруг спустился по лестнице.

— Данте, тебе уже лучше? — заботливо поинтересовался Гаспар.

— Разумеется, — ответил Данте сквозь зубы. Антрацитовые глаза сверкнули, молниями рассекая воздух.

Клем с изумлением разглядывал шёлковую рубашку, сапоги из кожи змеи и длинный чёрный плащ на плечах Данте. Юноша напоминал сейчас фарфоровую куклу, красивую и мёртвую; с чуть влажных волос стекала вода.

— Данте, ты куда-то собрался? — полюбопытствовал Гаспар.

— Да. Пойду развлекаться, надоело сидеть взаперти, — объявил Данте, с наслаждением созерцая всё растущее изумление на лицах. — Кстати, мы можем пойти и все втроём.