Война сердец
Шрифт:
Тпр-р-ру... Остановив лошадей, он слез с подножки и подал невесте руку.
Глубоко вздохнув, Данте вошёл в церковь. И вмиг у него закружилась голова. В ушах зазвенело. Кое-как он добрался до наоса и сел на одну из дальних скамеек.
По случаю торжества наш герой выглядел иначе, чем всегда: он надел аби, шёлковую рубашку, длинные кюлоты из кожи и завязал волосы в хвост. И хотя народу в церкви Святой Аны было немного (около двадцати человек), Данте чувствовал себя скованно, ибо не выносил людей в принципе.
И вот невеста и её отец появились у входа. Музыкант запиликал нудную мелодию на скрипке. У Данте уши едва не заложило, хотя музыку он любил — она вызывала в его сердце ощущение
Дамы в ситцевых платьях и чепцах с умилением смотрели на невесту. Её наряд тоже не отличался роскошью: бежевое казинетовое платьице [3], закрытое до самой шеи; сверху — плетёная шаль «из бабушкиного сундука»; на голове — венок из мимоз, в руках — фиалки. «Нарядилась, как монашка», — вынес вердикт Данте, невольно вспомнив, сколь восхитительна была Эстелла в алом платье с рубинами. Но у Эстеллы, хоть и небольшая, но красивая грудь (уж в чём-чём, а в женских прелестях Данте разбирался), а у Пии грудь отсутствовала. Невеста Клема напомнила Данте чересчур женственного мальчика-евнуха. Он ухмыльнулся, вспомнив ещё и пышногрудую Лус. Клементе сам себя загоняет в угол. Что он будет делать, когда окажется в кровати с этой варёной рыбиной? Это он-то, избалованный ласками девочек из «Фламинго», влюблённый в одну из них, поднимавший на смех девственниц. Вот дурак! Надо же так загубить себе жизнь! Кстати, ведь ещё не поздно. Бывают случаи, когда свадьба срывается прямо у алтаря. Хорошо бы Клементе одумался, взял бы да сбежал, оставив эту живодёрку с носом. Брошенная невеста. Вот позорище!
Данте едва не рассмеялся, со своим богатым воображением тут же представив эту картину, и всем сердцем пожелал, чтобы сегодня так и произошло. Жаль, он не взял с собой перстень. Надо было загадать желание, чтобы свадьба расстроилась.
Но, как бы Данте не настраивал себя на шутливо-ехидный тон, он уже чувствовал покалывание в кончиках пальцев. С этого обычно всё и начинается. Если церемония затянется, он не выдержит. Или убежит посреди свадьбы, или начнёт дымиться и выдаст себя с головой.
И действительно, в тот момент, когда жених и невеста подошли к алтарю, Данте почувствовал боль — неприятное до тошноты ощущение, что у него плавится кожа, подобно воску церковных свечей. Сжав кулаки, Данте впился ногтями в ладони.
«Пожалуйста, — мысленно взмолился он, — прошу тебя, не сейчас. Я не могу портить свадьбу Клементе».
«Но ты считаешь себя вправе издеваться надо мной, не так ли? — услыхал Данте шёпот в голове. — Когда я тебя всякий раз умоляю не заходить в церковь, ты меня не слышишь, — по-змеиному прошипел Салазар. — Каждый твой поход сюда меня убивает».
«Но мне ведь тоже больно».
«И будет ещё больнее, пока ты не поймёшь, что колдуну в церкви не место. А чёрному тем более».
И Данте ощутил новый приступ жгучей боли, такой, что из глаз его покатились слёзы.
«Салазар, я тебя умоляю, только не сегодня, пожалуйста».
«Я ничего не могу с этим сделать. Единственный способ прекратить это — уйти».
Но вскоре боль отступила и Данте даже взглянул на алтарь без мысли запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Падре Антонио читал проповедь об обязанностях жены и мужа друг перед другом и перед церковью. Данте, который никогда не видел католический обряд венчания, был разочарован. Свадьба всегда представлялась ему красивым, нежным, волшебным праздником любви, а на деле оказалась нудной отповедью о том, как надо чтить Бога. Из речи падре следовало, что мужчина и женщина венчаются не для себя и брак — не гимн их любви. Они женятся для родителей и общества, и для того, чтобы завести детей.
Новый приступ недовольства собой нахлынул на Данте. Он точно какой-то неправильный, он ненормальный — теперь это абсолютно ясно. Он не понимает и не разделяет ни одно из утверждений падре, считая брак союзом двух любящих людей, который дарит счастье жениху и невесте, но никак не их родственникам. Но падре Антонио уверял: после свадьбы супруги становятся кем-то вроде рабов на службе у общественного мнения и религиозных постулатов. Обязаны, обязаны, обязаны... У Данте болтовня падре, в конце концов, вызвала раздражение. Если и вправду единственной целью брака является создание потомства, то увы, сие ему не подходит. Данте не любил детей: ни больших, ни маленьких.
Пожалуй, от того, что натерпелся от них немало, и он не представлял себя отцом человеческого детёныша. Нет уж, увольте.
Глядя на лица гостей (особенно на блаженное Каролины), Данте решил: слова падре отражают гнилую сущность и лживость христианской морали, столь почитаемой всеми. «Удачный брак» приносит выгоду родителям, спихнувшим с себя обузу в виде ребёнка, и это написано на их лицах. А на лицах Клементе и Пии читалось полное безразличие друг к другу.
Когда молодожены приступили к клятве в «вечной любви», Данте затошнило. Он снова почувствовал боль, теперь в голове, — в висок будто шпагу воткнули. Из кончиков пальцев повалил красный дымок. Данте спрятал руки под чуть длинные ему кружевные манжеты — болезненная прихоть мальчика, привыкшего ходить в тряпье. Скорей бы всё закончилось!
Клятва. Обмен кольцами. Жених уронил своё на пол. Данте слышал от кого-то эту примету: падение кольца — к несчастью. Хотя куда уж хуже? Этот брак и так обречён. Каролина при этом инциденте поджала губы. О, наверняка после церемонии она ещё и выскажет бедному Клементе, что он растяпа.
— Объявляю вас мужем и женой! Во имя Отца, и Сына, и Святого духа. Аминь! — объявил падре Антонио.
Поцелуй. Символический — в щёку. Какой же фарс!
Данте облегченно выдохнул, надеясь, что сейчас кошмар закончится, — не тут то было. Чрезмерно набожная Пия, возложив на алтарь цветы, стала зажигать свечки, одну за другой. Она ставила свечку каждому святому, коих было немереное количество, прося их о счастье в браке.
Данте искусал себе губы до крови — боль всё нарастала и нарастала. Из ушей повалил столб дыма, а с волос полетели искры: красные, зелёные, синие...
Одна из дам, полная старушка в чепчике, вскрикнула. Все обернулись.
— Он горит!
— Что это?
— Как-никак Дьявол постарался!
— Сатана! В него вселился Сатана!
Раздались вопли, но подойти к Данте никто не осмелился. Люди, сидящие позади него, бросились в рассыпную. Каролина покраснела, Гаспар открыл рот, а Клементе отрешённо рассматривал мозаику на стенах. Это было последнее, что видел Данте — глаза его заволокло туманом.
— Вон! Вон отсюда! Прочь из церкви, Дьявол! Исчадие! Изыди! — вопил кто-то.
— Нечистая сила! Осквернил святую обитель!
Данте рывком встал на ноги, не ощущая их, но и двух шагов не сделал — пошатнулся и упал без сознания.
Комментарий к Глава 19. Миром правят лжецы -----------------------------------
[1] Эмпанадас — аргентинское национальное блюдо. Пирожки из пшеничной муки и говяжьего жира с различной начинкой.
[2] Тарлатан — недорогая, мягкая, хлопчатобумажная ткань. Шла на изготовление платьев.