Возвращаясь к себе
Шрифт:
Женщина средних лет внимательно изучала резюме и кивала головой на мой обстоятельный рассказ о том, где я училась, работала, что умею делать. Но в конце беседы, возвращая мою увесистую папку с документами, холодно сказала: «Извините. Вы нам не подходите».
После второй такой встречи я заподозрила что-то неладное. Когда же мне отказали еще в трех крупных организациях, сомнений не осталось: кто-то очень постарался, чтоб меня не взяли. Задумавшись лишь на мгновение, я достала телефон и набрала контакт «Сергей».
— По-вашему, это поступок достойный мужчины? —
— О чем ты? — не понял он или только сделал вид.
— О том, что по какой-то причине в городе больше не нуждаются в дизайнерах.
— Ааа, — и я услышала сдавленный смех, — в этом городе тебе ни в одну фирму не устроиться! Подъезды мыть будешь! Ничего! Работа тебе знакома…
Я сбросила вызов. Нет, эти слова не тронули, не обидели меня. Что Ивашкин — не мужик, я и так поняла. Меня убила фраза про подъезды, которые я, правда, мыла и в своем доме, и в соседнем, когда еще была студенткой. Ивашкин об этом знать мог только от одного человека — моей матери.
Какое-то время я просто сидела, сжимая телефон в руках. Потом, очнувшись, разозлилась. Кого я боюсь? Ивашкина? Нищеты? Да я из нее никогда и не вылезала! Мыть подъезды и сортиры — не самое страшное в жизни. Самое страшное — когда любимый человек, самый сильный, самый хороший, лежит беспомощный, и ты ничем не можешь помочь.
И я стала пытаться еще и еще. Я звонила по всем объявлениям, ходила на собеседования, везде слыша одно и то же: «не требуется», «не подходите».
Нина, которая была в курсе, настаивала, чтоб я попросила помощи у Виктора Михайловича. Но тогда мне пришлось бы все рассказать и ему, и Алексею. А я не хотела взваливать на них свои проблемы, хотелось доказать и себе, и всем вокруг, что я чего-то стою.
Возможность ежедневно навещать Лешку — единственное, что необыкновенно грело мне душу в эти безрадостные дни. Я ездила к нему каждый день утром или вечером. Меня пускали минут на 30–40, и весь оставшийся день я вспоминала эти драгоценные минуты.
Он понемногу приходил в себя, но все еще был очень слаб. Мы много разговаривали. Сначала я рассказывала ему о Нине, потом, видя его угнетенное состояние, перечитала всю литературу, которую только смогла найти о травмах позвоночника, нашла множество историй людей, справившихся с такой травмой и вернувшихся к обычной жизни.
Меня переполняла бесконечная нежность к нему. Я ловила каждое его слово, каждое выражение его лица. Наверное, если бы было позволено, я бы даже жила в его палате, забыв обо всем, что происходит за ее стенами.
О нас и наших отношениях мы почти не говорили. Может быть, в этом была виновата я, потому что однажды Лешка спросил:
— Скажи, как ты думаешь, если бы не эта проклятая авария, Пашка и Мила могли бы помириться?
Я скептически покачала головой.
— Маловероятно. Хотя… — и задумалась. — Если б не эта авария, они, возможно, не потеряли бы ребенка, и ради него были бы вместе. Если б не было аварии, Нина и Ирокез вряд ли помирились бы, а мы…
— А мы бы поженились, — неожиданно закончил он.
Все внутри меня оборвалось
Поэтому я лишь улыбнулась, и никогда больше эта тема не всплывала в нашем разговоре.
Мои бесплодные попытки найти работу продолжались две недели и смертельно вымотали меня.
Однажды я пришла домой из больницы и взглянула в зеркало, висевшее напротив входа. На меня смотрела измученная, грустная женщина с потухшим тяжелым взглядом. Разве такая может поддержать тяжелобольного человека?
И я стала искать выход. Плевать на карьеру, у меня в кармане осталась только тысяча рублей, так что я согласна на любую работу. Внезапно меня осенило. А что, если?..
У меня были телефоны многих клиентов Ивашкина. Попытка — не пытка. Первый мой звонок был примерно таким:
— Алло! Дмитрий Константинович? Добрый день. Вас беспокоит Елизавета Савельева. Я разрабатывала дизайн-проект вашего загородного дома. У меня для вас эксклюзивное предложение…
Я предлагала дизайн, надзор и найм рабочих. Слава богу, научилась, работая в «Атаке». Пятый звонок попал в цель. В прошлом году этому бизнесмену я делала кофейню, теперь он строил ресторан и собирался сотрудничать с Ивашкиным. Он меня помнил, и мне удалось его убедить, тем более, на себя я взяла найм рабочих, поиск материалов, надзор… Короче говоря, отдала себя в рабство за сумму, гораздо более скромную, чем запросил бы мой бывший работодатель.
За работу я принялась с жаром. На следующий же день побывала на объекте, все увидела своими глазами, раздобыла чертежи, позвонила рабочим, которых уволили из «Атаки», договорилась с ними и принялась за дизайн-проект.
По мере того, как оживал этот ресторан, оживала и я. Клиент, лишь изредка заглядывающий на объект, был доволен.
Через месяц у меня появился еще один заказ.
А еще через пару месяцев я случайно столкнулась с директором небольшой строительной фирмы. Мы были едва знакомы, но, когда он узнал, что я ушла от Ивашкина, тут же предложил сотрудничество. Это было для меня великой удачей, потому что я возвращалась к своей любимой работе — разработке дизайна, — а реализацию проекта фирма брала на себя.
В эти сумасшедшие несколько месяцев я совершенно отказалась от каблуков, научилась командовать людьми, шпатлевать и наносить декоративную штукатурку, изучила все разновидности отделочных материалов и способы их нанесения. Кроме этого, я познала все прелести фаст-фуда и поняла, что, при необходимости, человек может обходиться всего четырьмя часами сна.
Помимо работы я умудрялась каждый день ездить к Алексею.
В загородном доме его отца, куда он переехал, для него была оборудована огромная комната. Виктор Михайлович нанял профессиональных медсестер и тренера, который занимался с Лешей каждый день.