Возвращение к людям
Шрифт:
— Кидай его мне!
— Нет.
— Ну, тогда… — он обернулся к лесу и поднял руку.
— Стой!
Я, скрепя сердце, снял колчан и ножны с мечом и, размахнувшись, забросил их на крышу дома. Сыч проследил за полётом моего оружия и вздохнул.
— Ну ладно, пусть так… Ша, мальчики, без шухера.
Он подошёл ко мне и уселся на пенёк, предварительно смахнув с него окровавленный лоскут.
— Намусорили, понимаешь…
— О чём ты хотел говорить?
Я ждал, скрестив руки и не упуская из виду его телохранителей.
— Да всё о том же, паря… Один раз я тебе уже предлагал — придётся напомнить.
— Я не слуга и не раб. Пусть твои шестёрки сами по степям бегают. Да им и полезно брюхом по траве поелозить — меньше времени на беспредел останется!
— Дерзить изволите… — он не спеша, потянулся в карман и вытащил трубку, выточенную из дерева. — Жаль. А я то думал, ты понятливый… Ты что, тля, не видишь? — он обвел лес рукой. — Порядки теперь другие! Это вы прежде так жили, без меня! А со мной — по-другому будете. Я, знаешь ли, как-то не привык за всякими животинами бегать — не по ранжиру такая честь! Хоть ты и выкобениваешься, а власть в долине — моя! И вот вы все, где находитесь! — он сжал кулак. — И ты, не исключение. Думаешь, до сих пор жил спокойно, так и дальше будет? Нет, паря… Это я присматривался, пока… Я про вас всех, всё знаю — и сколько, и где, и кто… И про дружка твоего, у которого крыша поехала, тоже. Надо же, удумал в индейцев играть, да еще всерьез? Ну да не о нём речь, хотя, и про него не забуду… Я тебе разрешил жить — козявке сраной… до поры, до времени. Это не блажь моя, а расчет. В долине ты — авторитет. Пойдешь на поводке — за тобой и другие потянутся. А ты пойдешь… И ты не думай, не сверкай зенками — скоро убедишься, что я с тобой не шучу нисколечко. Кстати, баб твоих не требую, хотя мог бы.
Говорят, есть там у тебя одна, уж больно смазливая! Я разглядеть в тот раз не успел…
Я смотрел на его самодовольную физиономию и начинал закипать…
— Что, притих? Дошло, что ли? Ты думал, средства против твоих хитростей нет? Дурак… А ты хоть понял, что я каждый твой шаг, как ты из своего дома вышел, знаю? Док не только лепила… Он еще мои глаза и уши, так то вот.
Понял, щенок? Да ты его не вини — куда бы он делся? Не стал бы доносить — я бы, с кем ни будь, рассчитался за это. Он ведь тебе говорил? Говорил. По глазам вижу. Да только ты не понял. А уйти предлагал? Предлагал. Ты опять не понял. Ну, тогда, извини… Мои ребята тебя пасли до самого леса.
Правда, не здесь планировали встретиться — в поле все приятнее. И девку вторую потеряли… Ну да ничего. Найдем, если понадобится. Теперь хоть, дошло?
— Да… Этот, с бородой как у Маркса, сам виноват. Я его по-хорошему попросил долги отдать, что накопились. А он вдруг на нас с топором кинулся! И щенки его — туда же. Ну и пришлось всех успокоить. А долгов — всего ничего. Одну из девок, на пару ночей, да копья для моих ребят выковать. А теперь — обе у нас, и пацанва скоро на корм крысам пойдет! Так что, свободолюбивый ты мой, это пример тебе…
Он перестал ухмыляться и жестко повторил:
— Каждые две недели! Понял?
— Договора у меня с тобой не будет. И ты зря спустился с гор в долину.
Порядки твои, Сыч, здесь не приживутся. Тебе только кажется, что ты всех сломал… Пригнул — да. Но это ненадолго. Зверства твои уже у всех в печенках сидят! А поселок у озера — еще не вся долина. Найдется немало желающих, посрезать ваши головы!
— Ох, напугал-то как! Уж не ты ли их поведешь, ряженый ты наш? В шкуры вырядился, так решил, что крутым стал? — он встал и сделал знак рукой.
На меня сразу навалилось несколько человек — сбили с ног, закручивая руки за спину…
— Ты все-таки, недогадливый. Придется на примере показывать, так сказать.
Еще раз повторяю… Убивать тебя мне не с руки — не жди. А раз так — легко не отделаешься. А захотел бы — с живого шкуру сняли! Сила — у меня. Пять, шесть недоумков, погоды не сделают и против сотни не попрут. Попробуют — кое-кто кровью умоется.
— Твои шавки сами скоро разбегутся…
Он с интересом повернулся и велел меня усадить на тот же пень, где только что сидел сам.
— Так, так… То-то, мне казалось, что не все так гладко да складно, как бабы рассказывали. Значит, кто-то решил свалить, да? А ты, родной мой, руку приложил? Признавайся? Приложил… У тебя на лбу все написано — можешь не отвечать. Ну да это все равно — долго не побегают. Жрать-то, надо? А охотники из них никакие. Потому я с тобой и лясы здесь развожу. Хотя мог бы просто гавкнуть погромче — ты бы на задних лапках побежал!
Я молчал, прислушиваясь к лесу — успела ли Ната выйти из окружения?
Бандиты, если заранее не спустились в овраг, поймать бы ее не смогли, ни в коем случае. Все зависело от того, догадался ли Сыч поставить, кого ни будь, и там — на всякий случай. Вообще, как стратег, главарь бандитов никуда не годился. Будь у меня под рукой человек с десять-пятнадцать, сгрудившуюся толпу можно было просто расстрелять из луков на безопасном расстоянии. А если прижать к оврагу — ни один из этой своры не ушел живым…
Кто-то с размаху опустил мне на голову свой кулак. У меня зазвенело в голове, и я свалился с пенька на землю…
— Не нужно… — Сыч лениво посмотрел на ударившего. — Он понятливый скоро станет. Как девку приведут.
— Сыч! — из леса выскочили четыре человека, все запыхавшиеся и взъерошенные. — Там баба его была!
— Взяли?
— Не успели… Она свалила по склону.
— Придурки… Найти!
В лес, крича и улюлюкая, бросилось еще несколько человек. Сыч велел затащить убитых подростков в дом. Их за ноги втащили внутрь и подперли двери стволом.
— Да они и так мертвые?
— Пусть думают, что живыми жгли! И моим меньше соблазна… Больше бояться станут!