Возвращение к людям

Вольный Владимир Александрович

— А я? Всё это слишком сложно…

— Терпи. — Стара вздохнула и принялась складывать камешки в мешочек. — Я сказала тебе много… И не сказала ничего. Ты видишь сам, я не стала тебе что-то обещать, как ты думал услышать!

— Я понял. Потому, что ты не цыганка?

— Потому, что Стара — не Старица. Я перестала ею быть, когда Медведь сделал меня женщиной… Он не дождался, пока я вырасту — его плоть требовала большего, чем просто рассматривание голой девчонки, вечерами. А знание передавалось только девушкам, не познавшим мужчин до того, как они сами выбирали себе спутника в жизни. Но мне все равно не суждено

было его иметь — выбора… Но моё умение осталось при мне. Твой путь — путь всех людей долины. Тебе придётся это принять, иначе они погибнут, как погибли все те, кто жил здесь до нас. Ты пришёл оттуда, где остались миллионы. Ты не забыл об этом? И ты носишь знак зверя на своих плечах…

Я невольно посмотрел на свои руки. Стара, не улыбаясь, быстро сказала:

— Оголи рукав! На твоем плече клок черных волос! Так? Это метка…

— У Лешего, таких меток — вся его кожа!

— Леший — получеловек. А ты сумел им остаться. Иди к своим друзьям и спеши в форт. Твои враги тоже не дремлют, я слышу их крики в своих ушах! Ты не стал спрашивать сможешь ли победить их… Хорошо. Ты имеешь терпение. Я отвечу, хоть и не хочу этого делать. Через большое испытание, Дар… Стара поднялась с колен — ей пришлось опуститься на них, когда она бросала камни. Я протянул ей руку для помощи. В моей ладони внезапно оказались крепкие и сухие руки.

— Стара не изнежена, как многие из тех, кто живет в поселке. Все свои годы она провела в лесах, под открытым небом, и до сих пор, может сама пройти большое расстояние, чтобы найти нужные травы для лечения или еды.

— Это ведь ты научила Дину отыскивать их, для приготовления мази?

— Стара учила и Ясную Зорьку. Не всё будет хорошо у молодой жены Совы — пощади её, когда придёт время… — она загадочно посмотрела на меня, но не добавила больше ни слова.

— Ты пойдёшь с нами?

— Нет. В соседнем стойбище болеет женщина, а Сова не может сейчас прийти к ней. Я иду вместо него — попробую вылечить. А ты иди, к своим. И помни мои слова! И ещё, — она заговорщически подмигнула. — Не рассказывай никому о том, что слышал, не надо… Всё и так сбудется, но не искушай судьбу… Даже ту, которую делаешь своими руками!

* * *

Смерть Дины Сова перенес с мужеством и внешней бесстрастностью — так, во всяком случае, всем казалось. Но, оставаясь наедине с Зорькой, или со мной

— он сникал… Я видел, чего стоило этому, уже немолодому человеку, держать себя в руках. Нелепая, трагическая случайность, перечеркнула годы его жизни — и тут были бесполезны слова утешения. А Зорька, убитая горем не меньше индейца, похоже, не могла собой заслонить образ другой женщины…

Он безучастно выслушал от нас последние новости, сказав лишь пару слов.

— Сыч умнее, чем считает мой брат. Он не будет нападать в открытую — не станет губить людей. Но он придет и заставит моего брата служить ему.

Индеец пока не знает, как…

Пепел с костра Сова собрал в небольшой глиняный горшок и, взяв за руку

Ясную Зорьку, ушел вместе с ней в лесок неподалеку. Мы стали собираться в обратную дорогу.

— Возьмем их с собой?

Я отрицательно покачал головой. Элина пока ещё плохо разбиралась в характере индейца… Нет, он не захочет присоединиться к нам, предпочитая оставаться вольным бродягой и самому решать, где и когда поставит

свой типи.

— Мы всегда будем рады тебя видеть. Тебя и Зорьку. Приходи.

— Белая Сова скорбит. Ночь поселилась в его душе… — он вновь становился прежним, лишь добавилась жёсткая складочка у губ, а в волосах, спадающих на плечи, прибавилась новая седая прядка. — Ты шёл без надежды… Я видел.

Но Сова не винит тебя за это. Ты стал вождём для своих людей — я могу тебя понять.

— Ты бы мог пойти с нами.

— Нет. Ты мог не предлагать мне. Но Сова будет помнить об этом. И, — он сжал губы в узкую полоску. — Если ты услышишь о моей гибели, пусть Зорька найдёт возле твоего очага кров и защиту. Мы не знаем, где нас поджидает смерть… Ты можешь пообещать мне?

— Наш дом всегда открыт и для тебя, и для Ясной Зорьки. Но пусть такой день никогда не наступит! Будь осторожен сам, и береги её, Сова! Тебе сейчас будет нелегко…

Индеец грустно кивнул:

— Да. Нам придётся привыкать жить без неё…

Сова не захотел оставаться там, где жил ранее. Он сказал мне, что будет искать место для жилья восточнее, опять выбирая его возле Каменных

Исполинов — так, чтобы иметь возможность уйти от людей Сыча в проход, в скалах. О нем знали только он, Зорька, я и мои девушки. Он обещал прийти в форт сразу, как обустроится на новом месте. В наших краях почти не встречалось случайных охотников — форт был слишком далеко от низин и центральной части прерий, а после появления Сыча и его людей, свободное передвижение по долине и вовсе стало небезопасным. Оставалось только надеяться на то, что индеец окажется ловчее, не слишком опытных уголовников, и найдет способ обвести их, пробираясь к нам.

В лагере всё было спокойно. Бен искренне обрадовался, увидев нас всех, вернувшихся целыми и невредимыми. Не меньше был возбуждён и мальчик. Он пытался издавать какие-то звуки, кидался к Салли, привечавшей его более прочих, ласкался к остальным. Стопарь вскинул его на руки и несколько раз подбросил вверх.

— Осторожнее, медведь! Уронишь!

Он аккуратно поставил ребёнка на землю и обнял, вышедшую навстречу, Тучу.

— Не уроню, он как пушинка…

Я невольно усмехнулся — по сравнению с громадным, заросшим космами волос и густой бородой Стопарём, имеющим могучие руки и кривоватые, крепко стоящие на земле ноги, хрупкий мальчик выглядел пигмеем. Конечно, что его вес для этого великана! Мы поужинали мясом убитого по дороге крола и разбрелись по своим домам, устав от долгого перехода и тяжёлых земляных работ. Ната, не проронившая и слезинки за все это время, неожиданно ткнулась мне в плечо.

Элина, лежавшая с другой стороны и уже облегчившая себе душу, во время этих дней, молча дотронулась до неё рукой… Так закончилась эта история, потрясшая всех нас своей нелепостью и жестоким исходом. На месте Дины мог оказаться любой из нас. А мы, я и Ната, испытавшие дважды нечто подобное — чувствовали весь ужас ее гибели, как никто другой… И, если потери имевшие место несколько месяцев назад, не забывшись совсем, слегка притупились, то эта смерть, неожиданная и страшная, опять оставила свежий след в наших душах. Что-то надорвалось, словно лопнула струна, на которой держались наши нервы. Выступили слезы и у меня… Я крепко прижал к себе обеих женщин, решив — их я буду беречь пуще всего на свете!