Возвращение к людям

Вольный Владимир Александрович

Их безразмерные желудки, по-моему, теперь были способны переварить всё, что угодно…

Настал следующий день. Погоня продолжалась. Стая медленно, но уверенно, гнала стадо к прибрежным скалам Большого озера. Там должен был наступить решающий момент. Я, увидев, что наш план провалился, решил повернуть назад. Мы лишь спустились с предгорья в прерии — так было намного ближе к дому, но возникала опасность встретиться с людьми Сыча. Где-то здесь проходила дорога, по которой они ходили в клан, расположенный в горах.

Здесь же, поблизости, находилось и небольшое озеро, возле которого должен был жить Борода — я его запомнил по единственной встрече на торгах, в посёлке.

— Давайте, навестим его? — предложила Элина. Она всегда с радостью и легкостью знакомилась с людьми долины. Ната задумчиво посмотрела на подступающие к скалам

деревья.

— Опасно. Бандиты очень близко. И мы не знаем, что сейчас у Бороды? Может, он давно все бросил и подался в горы?

— Вообще-то, мы незваные гости… — я поддержал Нату.

— Ну и что? Кто в долине приходит по приглашениям? Ты сам говорил — кто бы к нам ни пришёл, всех встречать с уважением и угощением. Чтобы среди людей этот обычай принял распространение. Вот и они пусть поступают так же!

— Борода никогда не был в форте. Он живёт со своим семейством, как отшельник. Мы и в поселке-то его видели всего один раз.

— Тут другое, — Ната рассеянно осмотрелась по сторонам. — Дар, у тебя нет такого ощущения, что за нами постоянно кто-то наблюдает? У меня оно чуть ли не с тех пор, как мы вышли из форта.

— Нет… А что, тебе кажется, что…

— Да не знаю я… — она досадливо отмахнулась. — Просто, как-то неуютно, кошки скребут, что ли?

Я промолчал — у меня подобного чувства не возникало. Если бы поблизости появился враг, я надеялся, что мои способности, укажут на него заранее.

— Хорошо. Зайдём на пару часов, не больше. Новости узнаем.

Ната укоризненно посмотрела на меня, а я отвернул лицо в сторону. С некоторых пор я стал баловать нашу длинноволосую красавицу, позволяя ей многое из того, что не решилась бы предложить другая девушка. Та жестокая школа, какая оказалась в багаже Наты, научила ее быть намного осторожнее не только в своих поступках, но и желаниях. Прежде, чем что-либо предпринять, она старалась предусмотреть все возможные ситуации, которые могли угрожать ее, а с некоторых пор, и нашей жизни. Но и она была всего лишь девушкой, как и десятки прочих, оказавшихся в долине в это время, и ей тоже хотелось хоть на какое-то время расслабиться… Она промолчала, а я вновь кивнул Элине.

— Ура! — та повисла у меня на шее и, не удержавшись, скорчила Нате рожицу.

За что и поплатилась — Ната, не раздумывая, ухватила её за высунутый язык!

— Ааа!

— Отпусти, — я спокойно убрал её руку. — Хватит на сегодня. Пойдёмте, к

Бороде следует идти сразу, пока светло. Солнце ещё высоко, и мы успеем выйти из леса дотемна.

Мы поднялись на холмы, за ними начинались овраги и луга, среди которых пряталась хижина Бороды. Он мне рисовал план, как его отыскать, и теперь я мучительно припоминал его детали, освежая рисунок, сделанный на песке…

— Там должна быть роща, из очень высоких и крупных деревьев. Он сумел построить из них, почти настоящий дом — нашел уцелевший и укрепил его стволами, по новой. И еще, дом расположен на самом краю глубокого оврага.

У него есть огород — его дочери и сыновья говорили.

— А они молодые? — Элина с интересом ждала ответа.

— Да.

Ната не спрашивала — она была со мной, когда мы разговаривали с нелюдимым бородачом, в поселке.

Среди камней, начавших попадаться на каждом шагу, мелькнул пушистый мех…

Элина быстро сорвала со спины лук:

— Есть!

Стрела попала в цель — зверек замер, пробитый насквозь тяжелым, кованным наконечником.

Ната невозмутимо произнесла:

— Сколько раз тебя предупреждать — такую мелочь надо бить тупыми стрелами… А ты — боевой!

— Да ладно!

Элина запрыгала по камням, стремясь поднять упавшего зверька. Она сделала несколько шагов и вдруг вскрикнула.

— Ой! Мама!

— Ты что?

— Нога… Я, кажется, ногу подвернула.

— Приехали… — я с досады выругался. — И как теперь? Вот и сходили в гости…

Мы осмотрели ногу. Она распухла совсем немного, но Элина не могла даже ступить.

— Придется проситься на ночлег. Оставаться в лесу на ночь я не хотел бы!

— А он нас не прогонит? — Элина испуганно вскинула на меня глаза.

— Надеюсь, что нет. Он не приглашал, только нарисовал, где его искать, если что…

Семья у озера насчитывала восемь человек — одна из самых больших, которые были нам известны. Глава семьи — кряжистый, могучий и всегда очень спокойный мужчина, с окладистой черной бородой и крепкими,

мозолистыми руками. Мы встречались с ним в посёлке, когда он приходил с двумя своими дочерьми, на день Мены. Он нёс большой куль с овощами и копчёным боком овцебыка. Взамен хотел приобрести пару топоров из настоящего железа или хотя бы материал, для плавки. В своём доме он умудрился изготовить что-то, вроде плавильной печи, и теперь рыскал по всем становищам, выменивая куски арматуры на кожу, мясо и дары своего огорода. После бегства Стопаря, он оставался в долине единственным кузнецом — я надеялся, что Сыч, испытывающий в железе не меньшую потребность, чем все остальные, не стал его слишком прижимать. Но железо становилось все дороже в цене. Случайные находки были очень редки, да и сильно уступали в качестве тем, что попали в руки людей сразу после Того Дня. Сталь, какой бы она не была, побывав под воздействием зимы и той слизи, которая сыпалась на землю почти три месяца кряду, стала очень ломкой, рассыпалась в ржавую и слоистую пыль. От одного большого куска, скажем, пятикилограммовой болванки мог остаться небольшой кусочек, пригодный разве что на один наконечник для стрелы. Но и таких кусков никто не находил. Большей частью, роясь в развалинах, мы находили исковерканные фрагменты посуды, куски арматуры и, если повезёт, более или менее пригодные, кухонные ножи. То, что имелось в нашем подвале, когда я на него набрёл, делало нас с Натой и Элиной большими богачами.

Борода — или Бородач — долго не соглашался на своё прозвище, но оно так и осталось за ним, может, ещё и потому, что больше никто такое украшение на лице не носил. Стопарь был не в счет. Хотя многодневные щетины попадалась почти у всех — не каждый мог похвастаться тем, что имеет достаточно остро наточенное лезвие, или бритву! Но у самого Бородача борода была настолько густой и длиной, что прозвище приклеилось к нему как влитое, и поделать с этим он уже ничего не мог. Дочерей, ладных и крепко сбитых, здоровых девушек звали Ладой и Соней. Никаких интерпретаций с именами они не признавали. Кроме того, в семье присутствовали ещё четверо человек: трое сыновей помладше Лады с Соней и, приставший к Бороде, хлипкий мужичонка, живущий у него почти с самого начала. Жена Бороды погибла, оказавшись под рухнувшими сводами их двухэтажного дома. Сам Борода и дочери в это время рыбачили на реке и едва выбрались на берег, после того, как лёд под их ногами начал вздыбливаться на страшную высоту и вновь опадать обратно. Они трое, обладая завидным здоровьем, не только сумели выплыть из сплошного ледяного крошева, но и разжечь на исковерканной береговой полосе костёр, в котором обсушили свою одежду и обогрелись сами. Всё остальное с ними было примерно так же, как и со всеми. Шок и потрясение первых дней, углублённая и расширенная кладовая для овощей в доме, спасшая их от голодной смерти и лютых холодов, первые разведки и встречи с такими же, как они, уцелевшими… Борода относился ко всему философски. Работая всю жизнь на земле, он и сейчас воспринимал наступившие времена, как продолжение своей извечной, нелёгкой заботы. Только изменились правила… Борода не хотел, чтобы его дочери путались с кем попало. Поэтому он не жаловал случайных путников, проходивших мимо его лесной заимки. Я рассчитывал, что для нас он все же сделает исключение — вряд ли я мог представлять в его глазах угрозу для его дочерей, хотя бы потому, что был не один. Да и наше краткое знакомство чему-то обязывало… Ни для кого не было секретом — в живых осталось так мало людей, и жизнь была так дорога, что редко кто осмеливался сделать равнодушный вид и пройти мимо человека, нуждающегося в помощи. Отказ в гостеприимстве, тем более, когда одна из моих спутниц была не в состоянии нормально передвигаться — такого бы ему не забыли и не простили. Но, с другой стороны, с приходом банды все сильно изменилось… Никто никому не доверял, и Борода, и до того слывший нелюдимым, мог и вовсе отказаться от всяких сношений с внешним миром.

Женщины у него не было — все хозяйство он вел сам, со своими дочерьми. По слухам, вроде, как кто-то пытался разделить с ним свою нынешнюю судьбу, но попытка кончилась ничем. Бородач не воспринимал женщин иначе, как в целях продолжения рода, а надежда на это была слишком слаба. Ещё никто и нигде не слышал, чтобы хоть у кого ни будь, зародилась новая жизнь… Не было ни одной женщины, зачавшей от мужчины, после катастрофы. Мы говорили об этом, строили всякие предположения — факт оставался фактом.