Возвращение к людям
Шрифт:
— Я так тебя хочу… Словно сама здесь лежу. И хочу это видеть…
— Я буду с тобой тоже!
— Если будут силы…
Она отстранила меня и, достав пузырёк, вылила несколько капель на полыхающие ягодицы Элины. Ната ловко, едва касаясь пальцами, растёрла масло по поверхности и несколько раз провела ими в углублении, заставив
Элину судорожно сжать ноги.
— Расслабься… Помни, что я тебе говорила…
Ната легла к ней и прислонила лицо девушки к себе, одновременно взяв её за руку. Я понял — наступило моё время. Преодолевая сопротивление Лины, я раздвинул ей ноги за щиколотки в разные стороны и присел перед приподнятым задом. Ещё раз, капнув маслом на промежность, я осторожно провёл по ней пальцами, пока не убедился, что вход в узенькое и горячее отверстие достаточно увлажнён. Несколько капель я взял на ладонь и втёр их в поверхность
— Девочка моя… Потерпи…
Во мне бушевал огонь. Прильнув губами к желанным поверхностям, я в избытке чувств прикусил нежную кожу, чем вызвал сдавленный стон. Головка члена коснулась сжавшегося отверстия и на миллиметр углубилась в него. Элина вздохнула. Благодаря тому, что под ней была плотно сбитая подушка, я видел всё и желал, как можно дольше растянуть миг блаженства. Я продвинулся ещё немного, снова вызвав стон девушки. Ната беспрерывно целовала её, удерживая руки подруги. Головка скрылась в поддавшемся отверстии полностью, и я ощутил жар, которым полыхали внутренности Элины. Она застонала, и волна пробежала по всему ее телу. Сдержавшись, некоторое время, давая девушке, свыкнутся с этим ощущением, я вновь надавил и на этот раз погрузился в неё почти наполовину всего своего отростка. Элина уже громко вскрикнула и забилась в руках Наты. Я остановился. Ната поняла мою нерешительность и настойчиво придавила рукой мне спину…
— Продолжай… Не мучай ее — пожалеешь сейчас, потом не сможешь совсем.
Плотные объятия, пытающиеся вытолкнуть инородное тело из себя, приводили меня в исступление. Я проник ещё дальше, удивляясь тому, что ещё могу себя сдерживать от пика… Немного подавшись назад, снова вошёл обратно, удерживая приобретённые позиции, потом ещё и ещё… С каждым разом я проникал всё глубже. Сопротивление немного ослабло — сыграло и масло, принесённое заботливой Натой, и покорность принимающей меня в себя девушки. Она уже не стонала, только, полными слез, глазами, часто моргала и принимала ласки успокаивающей её Наты. Я вошёл в неё до конца. Это было что-то необычайное — я потерял ощущение реальности и словно плыл в океане, невесомом и неосязаемом.
Ната приподнялась и тихо произнесла:
— Теперь подними ее…
Я вышел из Элины, вызвав вздох, ухватил тонкую талию безмолвной и покорной девушки и подтянул ее к себе. Ната, во все глаза смотревшая на мой напряженный член и ягодицы Элины, удержала меня от нового проникновения и щедро налила масла… Она сама взяла девушку за ягодицы и развела их, дав мне возможность еще раз овладеть ими. Я погрузился в Элину вновь — она содрогнулась, и под моим напором опустилась на локти. В какой-то миг, сдерживающие меня мышцы Элины, совсем расслабились и приняли в себя член без остатка. Я забился в оргазме, не в силах более сдерживаться… Рухнув на спину девушки, я подсунул руки под неё и обхватил ими груди Элины. В тот же миг, сам застонав от прилива накопившейся страсти, извергнул её из себя в чрево девушки… Обессиленный, с затуманенными глазами, я молча лежал на ней, спёкшимися губами притрагиваясь к влажной коже. Обмякший член вышел из Элины, и по её вздоху я услышал, что она полностью расслабилась. Мы лежали, пока дыхание у всех троих — Наты не в меньшей степени — не пришло в норму. Элина слабо произнесла, не поднимая головы:
— Я… все кончено? Тебе было хорошо со мной?
И я и Ната без слов убедили её в этом.
— Хорошо… — она разжала губы, на которых выступили капельки крови… — Я рада, что смогла… Было больно, но потом, уже не так. И я… Возьми меня на руки, пожалуйста.
Я взял Элину и устроился повыше, опёршись спиной об изголовье нашей кровати. Ната тихо приткнулась рядом, положив свою головку на свободное плечо.
— О чём ты думаешь? — тихо спросила она.
— Мне хорошо… Ты со мной. И она — тоже со мной. Вы обе — со мной. Так не бывает, но это так. Мне трудно тебе объяснить, что значит для мужчины… да еще моего возраста, обладать сразу двумя, такими красивыми и такими желанными девочками… И обладать полностью — без ограничений.
Ната вздохнула и обняла меня рукой за поясницу. Элина коснулась губами моей груди и так же негромко спросила:
— Никогда бы не поверила, что это случилось со мной…
— Ты всё же жалеешь об этом?
Она приподняла голову и посмотрела мне в глаза:
— Нет… Не жалею. Наверное, Ната, в самом деле, права. И все должно было произойти именно так и сразу.
Но, когда кончиться эта ночь — мы сможем смотреть друг другу в глаза?
— Сможем. И днем и… следующей ночью. И всегда — если ты останешься с нами.
— Я уже приняла решение… И… я тоже не хочу больше принадлежать никому, кроме тебя. Наверное, ты бы хотел услышать другие слова… но я отдала вам… тебе, все, что смогла.
Я промолчал — ожидать, что она станет признаваться мне в любви, было глупо…
Больше мы ничего не говорили, прижавшись друг к другу… А засыпая и чувствуя, как на моих плечах покоятся головки прелестных созданий, подаривших мне небывалое наслаждение и нежность, я желал, чтобы эта ночь тянулась, как можно дольше…
Мы ходили, как ошалелые, беспричинно улыбаясь друг другу, словно все вместе, разом, слегка тронулись от огромного, ни с чем не сравнимого, счастья. Солнце слепящее, жаркое и живительное нависло над нашими головами, принеся с собой не просто тепло — вернуло нам надежду! Если вернулось солнце — вернётся и жизнь! Всё преображалось буквально на глазах. Отовсюду лезли ростки зелени, покрывая собой сохранившиеся участки, не засыпанной развалинами, земли, и сами развалины, пробиваясь между кусков бетона, кирпича, поржавевшей арматуры. С каждым днём становилось всё теплее. Встретив первые лучи в нескольких слоях шкуры и одежды, теперь мы разделись полностью — так быстро оно утверждало свои права. Я изготовил для нас троих очень легкие и удобные безрукавки, девушки обшили их бахромой — мы могли соперничать с индейцем и его женами в красоте и практичности наших нарядов! Что же касалось обуви… Хорошо, что от двух убитых нами овцебыков, ещё оставались кой-какие остатки кожи.
Мне хватило их на подошвы и пятки, верх подшили крепкой мешковиной. Элина, оказавшаяся искусной мастерицей, украсила их в порыве вдохновения своеобразным узором из мелких пуговичек — получились великолепные мокасины, очень лёгкие, удобно обхватывающие ступни и позволяющие без ущерба для ног ходить и прыгать по давно прогревшейся земле. Ната, не принимавшая участия в наших заботах по изготовлению летней одежды, плела из лески — и это был нелёгкий труд — что-то, вроде невода, пообещав нам самый большой улов на свете, как только мы надумаем пойти к внутренним озёрам долины. Вдохновлённые своими успехами, мы с Элиной сшили для каждого и лёгкие штаны. Материалом для них послужили самые разнообразные ткани, которые мы хранили под сводами подвала. Получилось что-то неописуемое — заплатка к заплатке, всё разных цветов и фактуры, вместо пуговиц и молний — верёвка, подшитая вверху и варьировавшая ширину пояса по желанию владельца. К безрукавкам я отложил и слегка облегчил свой широкий кожаный ремень, срезав с него слишком утяжелявшие его, лишние слои. Девушкам тоже сделал пояса, на что пошли все верёвки, какие только я смог найти в подвале. В этом мне помогли навыки, не забывшиеся за много лет — умение вязать морские узлы… ну и советы Наты, прекрасно справляющейся со спицами. Покончив с предметами туалета, мы вместе занялись оружием. Здесь всё было в порядке с зимы — мы всегда следили за ним, твердо зная, что только оно сохранит наши жизни и не даст погибнуть от голода. Я поменял тетиву на луке у себя и Наты, Элина подшила новый кусок кожи, вместо истрепавшегося, к своей праще. Ножи, до блеска начищенные и отточенные долгими вечерами до остроты бритвы, покоились в самодельных и удобных ножнах, которые я сделал для них зимой. Элина украсила и их. Копья, после раздумий, — я все таки решил их восстановить, полагая, что при охоте на крупного зверя они действеннее луков — находились на своих местах, смазанные жиром и закалённые в огне. Топор, которому я облегчил и немного удлинил рукоять, висел в чехле. Мы нарезали ещё с четыре десятка стрел, наконечники к которым выменяли в поселке. Там
Стопарь научился отливать их из железа и теперь выгодно сбывал во все стороны — спрос на эти вещи не спадал, а только увеличивался с каждым днем. У каждого был приготовлен заплечный мешок и в нём всегда лежал необходимый запас продуктов, и всё нужное для дальнего похода, плюс запас тёплой одежды — последнее землетрясение научило нас многому. От дождя я просто соскрёб с наших малиц всю шерсть острым скребком, умудрившись не повредить кож — получились прекрасные и лёгкие дождевики, защищавшие, как от ночного холода, если таковой наступит, так и от самого сильного ливня.