Возвращение скипетра
Шрифт:
Но что за лицо! нечеловечески спокойное, нечеловечески холодное, нечеловечески красивое. И голос, исходивший от лица, был тем Голосом, который подтолкнул его к королевской власти… ненадолго. "Ты подвел меня", - сказал Голос.
Вместо того, чтобы согреть Орталиса, похвалить его, подтолкнуть к великим свершениям, Голос заставил его почувствовать себя еще ничтожнее, еще хуже, чем раньше. "Это не моя вина", - заныл он. "Я сделал все, что мог".
Голос рассмеялся, звук был похож на удар ледяной плети. "Да, и это было нашей величайшей
"Что ты имеешь в виду? О чем ты говоришь?" Потребовал ответа Орталис.
"Лучшее, что ты мог сделать — лучшее, на что ты был способен, — было не очень хорошо", - сказал Голос, все еще смеясь своим ранящим смехом. "Это было недостаточно хорошо, чтобы удовлетворить вонючий Скипетр, не так ли?"
"Нет". Орталис не хотел этого признавать, но какой у него был выбор? Потерпеть неудачу было достаточно плохо. Потерпеть неудачу, когда Ланиус был рядом и наблюдал, как он это делает, было в десять раз хуже. Его жалкий слизняк шурин
... И все же Скипетр Милосердия, отказавший ему, принял Ланиуса без колебаний. Орталис свирепо сказал: "Я должен был убить этого тощего ублюдка, пока у меня был шанс!"
"О, теперь ты видишь мудрость!" Сарказм Голоса ранил сильнее, чем смех. "Как ты помнишь, я предлагал это, но тогда ты не захотел меня слушать. О, нет. Ты был слишком добр, чтобы услышать меня тогда. Слишком хорош, да, но недостаточно хорош. Я говорил тебе, что ты не будешь. Твое лучшее было недостаточно хорошим и никогда не будет. В противном случае ты бы меня не заинтересовал. Но если бы ты сделал все, что в твоих силах, самое худшее, ты, вероятно, все еще был бы королем Аворниса сегодня ".
"Я вижу это", - сказал Орталис несчастным голосом. "Я вижу все".
"Я сказал твоему отцу, что его преемник не сможет поднять Скипетр", - произнес Голос. "Я сказал ему, но он назвал меня лжецом. Что ж, он получил по заслугам, а теперь и ты получаешь по заслугам. Осмелюсь предположить, у него найдется что тебе сказать, когда ты последуешь за ним в тот же монастырь."
"Что?" Орталис взвизгнул. Ланиус ничего не сказал об этом, когда отправлял Орталиса в Лабиринт — монастырь, да, но не тот. Орталис и представить себе не мог, что Ланиус способен придумать такую изобретательную и отвратительную месть. "Я бы сделал почти все, чтобы больше не видеть своего отца".
"Немного поздновато беспокоиться об этом сейчас, тебе не кажется?" - сказал Голос. "Ты также можешь рассказать своему тестю, почему ты не смог отозвать его. Я уверен, ему будет интересно услышать об этом — и о полосах на спине его дочери ".
"Заткнись, будь ты проклят!" Яростно закричал Орталис. Нет, он тоже не хотел видеть Петросуса.
Голос рассмеялся. Как рассмеялся Голос! "Твои проклятия ничего не стоят. Ты пускаешь воздух ртом, маленький человек — не более того. Но я был полностью и по-настоящему проклят теми, кто точно знал, что они делали, и кто, застав меня врасплох и поверив — ошибку, которую я больше никогда не совершу, — имел достаточно силы, чтобы отправить меня вперед и оставить меня, проклятого, в этом материальном мире.
Он снова засмеялся, смеялся и кричал одновременно. Орталис проснулся там, у борта лодки, с криком ужаса на губах. "Заткнись, будь ты проклят", — сказал один из гребцов - то же самое, что сам Орталис сказал Голосу.
"Но сон—" Орталис в замешательстве замолчал. Теперь сон исчез. Здесь была реальность, и была ли она намного лучше? Он обнаружил, что кивает сам себе. Даже встретиться лицом к лицу со своим отцом, даже встретиться лицом к лицу с Петросусом было лучше, чем встретиться лицом к лицу с существом, которому принадлежал Голос. Все было лучше этого.
Удар ботинком заставил его пошевелиться. "Заткнись, я тебе сказал. Думаешь, ты все еще король? Нет, если ты не можешь поднять Скипетр, ты им не являешься. Так тебе и надо, клянусь богами на небесах!" Было ли это лучше, чем встретиться лицом к лицу с Голосом? На самом деле, так оно и было.
Самым большим сюрпризом Граса в монастыре было то, как мало он возражал против пребывания там. Большую часть дня он был занят либо работой, либо молитвой, но работа была не из тех, которые отвлекли бы его от размышлений. Чистка репы, мытье посуды или колка дров не требовали особых усилий с точки зрения мозгов.
Часть его говорила, что он должен был придумать, как сбежать, как вернуться в город Аворнис, как надеть корону обратно на свою голову. Остальные задали вопрос, который он никогда не задавал до того, как вернул Скипетр Милосердия: почему?
Раньше на этот вопрос был бы серьезный ответ. Что-то всегда хотелось сделать, и он всегда был, или казалось, что был, единственным человеком, который мог это сделать. Знать Аворниса нуждалась в усмирении? Кто мог держать их в узде, кроме сильного короля? Никто.
Дагиперт из Фервингии хотел сделать Ланиуса своим зятем и превратить Аворнис в марионеточное королевство Фервингов? Опять же, кто мог предположить, какое зло могло бы возникнуть из-за этого без сильного короля, которому можно было бы противостоять? Никто.
Кто мог дать отпор черногорским пиратам? Кто мог изгнать Ментеше из южных провинций Аворниса? Справился ли Ланиус с этой работой? Маловероятно! У Ланиуса были свои достоинства, но военная доблесть не входила в их число. Возможно, он был наименее военным королем Аворниса всех времен. (Он знал бы, было ли это правдой лучше, чем сам Грас.) Если бы Грас не занимался подобными вещами, кто бы это сделал? Еще раз, никто.
И там был Скипетр. Ланиус был тем, кто додумался использовать монкэта, чтобы проникнуть в Йозгат и вытащить его оттуда. Грасу такое никогда бы не пришло в голову, даже через тысячу лет. Но Йозгат лежал далеко к югу от Стуры. Кто, кроме Граса, мог привести аворнийскую армию к крепости Ментеше, осадить ее и дать Паунсеру шанс проникнуть внутрь? Опять никто.
Но теперь знать была запугана, Фервинги притихли, черногорцы запуганы, Ментеше разделились между собой, даже Изгнанный был на время побежден, и Скипетр Милосердия вернулся в город Аворнис, которому он принадлежал.