Возвращение скипетра
Шрифт:
"Нет? Почему нет?" Спросила Лимоза. "Из всех ты единственный, кто получил именно то, что хотел".
В этом была доля правды — возможно, больше, чем в некоторых. Ланиус был бы достаточно счастлив, если бы Грас продолжал делить трон. В некоторых вещах Грас был лучше — в таких, как это, например , — чем он сам. Но он мог бы делать эти вещи, если бы пришлось. Он доказал это, сказав охранникам: "Уведите ее".
"Да, ваше величество", - повторили они. Лимоза кричала, царапалась, все это превратило ее отъезд в зрелище, но не отсрочило его ни на минуту. Когда
Она присела в реверансе, не так низко, как Лимоза. Но тогда у нее не было проблем. Она также сказала: "Да, ваше величество", и поспешила прочь, чтобы выполнить приказ Ланиуса. Теперь все во дворце будут выполнять мои приказы, подумал он. Он сталкивался с идеями, которые нравились ему гораздо меньше.
Сосия вошла в спальню, когда Ланиус все еще ждал свое вино. "Что ж", — сказала она - возможно, она тоже позаимствовала этот оборот речи у Граса. "Это, должно быть, было весело".
"Примерно столько, сколько ты думаешь", - согласился Ланиус. "Хотя я не вижу, что еще я мог бы сделать. Люди становятся более амбициозными в отношении своих детей, чем в отношении самих себя".
"Я не спорю с тобой — во всяком случае, не об этом". Сосия сделала очень кислое лицо. Ланиус понял, что она не примет спокойно все, что он хотел сделать. Как бы подчеркивая это, она продолжила: "Ты даешь мне массу поводов для споров и похуже".
Затем вошла служанка с вином — большим кубком, как и просил ее Ланиус. Он поблагодарил ее менее тепло, чем мог бы, если бы Сосия не стояла там и не смотрела на него. Приподнятая бровь его жены говорила о том, что она прекрасно это знала. Служанка поспешила исчезнуть. Ланиус сделал большой глоток из кубка. Затем вздохнул и покачал головой. "У меня во рту все еще не выветрился вкус Лимозы". Он попробовал еще раз, потянув еще дольше.
"Она действительно доставила себе неприятности", - согласилась Сосия, что было одним из самых больших преуменьшений, которые Ланиус слышал в последнее время. Сосия поколебалась, затем сказала: "Могу я спросить тебя кое о чем?"
По тону ее голоса Ланиус точно знал, каким будет ее вопрос. Он снова поднес кубок с вином к губам. Когда он опустил его, тот был пуст, и он все еще обнаружил, что хочет еще. Он сделал все возможное, чтобы это не прозвучало в его голосе, когда он ответил: "Что это?"
"Что ты собираешься делать с Отцом?"
Он опустил взгляд в чашу. Несмотря на его желания, она упрямо оставалась пустой. "Я не знаю", - сказал он наконец. "Я не обязан ничего делать прямо сейчас. Он только что узнал, что Орталис больше не король. Давайте посмотрим, что произойдет, хорошо?"
"Ты король", - сказала Сосия. "В конце концов, все будет так, как ты пожелаешь".
Почему ты так не относишься к служанкам? Ланиус задумался. Но служанки, в отличие от этого, не были делом государства. Очень плохо, подумал он.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Этот день был похож на любой другой с тех пор, как Грас пришел
Молитва и работа чередовались в течение дня, работа преобладала. После того, что казалось не таким уж долгим, настало время ужина. Как обычно, немного сосисок все-таки отправилось в кашу на ужин. Как и немного фасоли и гороха. Кружка эля, которой все это запивали, была больше, чем на завтрак, — недостаточно, чтобы напиться, но достаточно, чтобы снять напряжение после неудачного дня. "Грас" был неплох, но тоже стал лучше.
Большую часть времени Орталис в обеденном зале держался как можно дальше от Граса. Это устраивало Граса так же, как и его сына. Однако этим вечером Орталис предпочел сесть напротив него. "Нам следовало бы поесть получше этого", - пожаловался Орталис.
Грас пожал плечами. "Этого достаточно. Даже если бы это было не так, зачем ты мне об этом рассказываешь? Я не могу изменить ситуацию так или иначе".
"Но я могу, клянусь зубцом Олора!" Сказал Орталис — возможно, сомнительная клятва для монастыря. "Я никогда не тратил свое время в архивах или в лесу, если уж на то пошло. Когда я отправлялся на охоту, я выходил убивать тварей, и я это делал. Я мог бы сделать это снова ".
"Может быть, ты мог бы", - сказал Грас. Ансер никогда не жаловался на талант Орталиса, только на его умение определять, когда следует проявлять кровожадность. Еще раз пожав плечами, Грас продолжил: "Тем не менее, я не тот, кто должен указывать тебе, что ты можешь, а что нет. Если вы хотите убедить кого-нибудь отпустить вас, аббат - ваш человек ".
"Он не станет меня слушать", - презрительно сказал Орталис. "Он подумает, что я пытаюсь сбежать".
"Он мог бы", - согласился Грас. "Знаешь, мне приходила в голову та же мысль".
"Почему это должно быть? Ты сам сказал мне — я здесь навсегда", - сказал Орталис. "Мы все здесь. Я к этому уже привык".
Казалось, он не привык к этому. Его голос звучал подозрительно сердечно, как у человека, говорящего то, что, по его мнению, окружающие хотели услышать. Грас отхлебнул из своего эля. Это было хорошо; монахи, которые его варили, действительно знали, что делали. Он сказал: "Еще одна вещь, которую я вам сказал, это то, что это не в моих руках. И это не так. Единственный, кто может сказать вам "да" — или даже "нет" — это Пипило ".
"Тогда я поговорю с ним. Он поймет смысл", - сказал Орталис. Он сделает то, что я от него хочу, - вот что он, вероятно, имел в виду под этим. Он никогда не мог отличить то, чего он хотел в данный момент, от того, что было правильным.
Грас не был чрезмерно удивлен, когда Пипило подошел к нему несколько дней спустя и сказал: "Ваш сын обратился ко мне по поводу возможности отправиться на охоту за кладовой. Он действительно такой хороший лучник и охотник, как о себе говорит?"