Возвращение
Шрифт:
– Тяжко тебе было?
– Очень, бабушка.
– Теперь я рядом. Я помогу, внученька.
Устя кивнула.
И молчала, потому что горло, словно удавкой перехватило. Она не одна?! У нее есть поддержка?
Прабабушка поняла, что девушка сейчас разрыдается в голос, и рукой махнула.
– Посиди пока так, а я Дарью посмотрю...
Устя и сидела.
Наблюдала, как прабабушка осматривает няню, как что-то делает, но что? Она пока не понимала. Сила есть, да знаний нет, а без них хоть ты обсмотрись -
А и ладно.
Прабабушка приехала намного раньше, чем в той истории, она научит, она подскажет... Сделать-то Устя и сама сделает, она сейчас на многое способна. Но есть вещи, которые она должна еще узнать. Есть, и вещей таких множество.
Наконец, осмотр был закончен, и Агафья потянулась всем телом. Совсем по-молодому, и не скажешь, что через пять лет умрет она...
Сама ли?
Устю как иголкой кольнуло.
А и правда? Сама ли помрет прабабушка, или кто еще добавит? Не просто ж так рощи вырубаются, волхвы и волхвицы под корень изводятся! Неладное что-то творится в Россе...
А что?
Надобно об этом с бабушкой и поговорить. Только всего ей не раскрывать, нельзя.
Устя не знала, откуда возник этот запрет. Просто чуяла. Глубоко под сердцем, жила в ней уверенность. Надо - молчать. О том, что с ней случилось, откуда она пришла, как благословила ее матушка Жива - молчать! Не то хуже будет, куда как хуже...
– Проводи-ка меня, Устяша, в мою горницу. Там и побеседуем, а то, вон, Дарья уши навострила, сейчас шевелить ими начнет, как в детстве.
Няня фыркнула и повернулась к стенке.
– Вот и правильно. Поспи, Дарёна, поспи. Сон - он лечит. И не думай ни о чем, не надобно тебе... спи...
Голос прабабки набрал силу, мягким одеялом окутал комнату, закружил... Устя едва сама не пошатнулась. Удержалась, головой тряхнула.
– Нарочно ты? Да?
– Посмотреть хотелось, - не стала отрицать прабабка.
– Вот что, пойдем-ка, Устяша. Поговорим.
Устя кивнула, и последовала за прабабкой.
Поговорить хотелось. И узнать кое-что важное. И спросить...
У них ведь еще есть время, правда? Есть же?
***
Фёдор просыпался тяжко, муторно, словно из черного болота себя вытаскивал. Болело все.
Голова болела, желудок, руки...
Руки-то почему?
А потому...
Стоило перевести взгляд на руки, как Фёдор увидел на них следы женских когтей. Это ночью вчера не заметилось, а сейчас-то...
Элиза жизнь свою продавала дорого, сражалась, как могла. И руки ему так подрала - до живого мяса. Жаль, не помогло. Да что там! В том состоянии Фёдора надо было створкой от ворот лупить - не заметил бы, но сознание б потерял. А царапины...
Что там тех царапин?
Тьфу, ерунда!
Фёдор вспомнил, как билось, выгибалось под ним в жажде жизни, гибкое девичье тело... накатила
Руди, который как раз вернулся домой, услышал эти звуки.
Кивнул, прихватил ведро с холодной водой - сам, не доверяя слугам, тех он вообще отослал - и пошел наверх.
– Проснулся ли, царевич? Подобру ли?
Ответом ему был новый желудочный спазм.
Руди церемониться не стал, и от души опрокинул на Фёдора ведро с водой. Прямо на кровать, не жалея перины.
А и плевать, посушат!
Помогло.
Тошнить Фёдора перестало, но двигался он пока не слишком уверенно. Руди подхватил парня под изодранную руку, и потащил вон из комнат, на задний двор. Там самолично вытащил из колодца еще несколько ведер с ледяной водой - и опрокинул их на голову царевичу.
Помогало преотлично.
Взгляд у Фёдора становился осмысленным, лицо вытягивалось, а когда он схватился за голову и застонал, Руди понял, что лечение прошло успешно. И поволок царевича в дом.
Плеснул в кубок вина, протянул царевичу.
– На, Теодор, поправься.
– Руди, я...
– Выпей. Как лекарство, залпом, - жестко распорядился Руди.
Фёдор повиновался. И Руди принялся ему объяснять ситуацию.
– Теодор, друг мой, я тебя очень люблю. Ты дорог мне, как родной сын, я знаю тебя с малолетства.
– О, Руди...
– Потому запомни. Вчера вечером вы познакомились с Элизой, приятно провели время, и ты подарил ей кольцо с лалом. Ты понял?
– Да, Руди.
– Потом ты уснул, и она ушла домой. По дороге на нее напали, убили, ограбили и бросили бедную девочку под забором. Это огромное горе, но ты должен его пережить, как мужчина.
Фёдор схватился за голову.
– Руди... поверь, я просто не понимаю, что со мной случилось!
– Я тоже не понимаю этого, Теодор, - посерьезнел Руди.
– Ты часто бывал со мной в веселых домах, и никогда такого не было.
Напротив. Девушки жаловались, что царевич вялый и снулый, такого пока разожжешь, сама запыхаешься. Час вокруг него пляшешь и так, и этак, да и потом - как получится. Ну, ущипнуть может, прихватить - силы своей он не соразмеряет, но то другое. Не от страсти.
А тут вдруг такая прыть?
– Я даже не помню, что я думал.
– Совсем не помнишь? Как вы оказались в постели - помнишь?
Фёдор сглотнул, и кивнул.
– П-помню. Элиза... она была настойчивая.
Руди подумал, что была бы умнее, была б жива. Но промолчал. Ждал, пока Фёдор пороется в глубинах памяти.
– Помню рыжие волосы. Помню.... Разочарование.
– Что?!
– Как от обмана, обиды, подделки... нет, больше ничего не вспомню.
Руди вздохнул.
– Теодор, друг мой, тогда нам надо будет с тобой провести естественный опыт.