Возвращение
Шрифт:
Михайла на лавке лежал, когда в дверь вошел боярин Раенский:
– Как себя чувствуешь, парень?
Михайла хоть и попытался приподняться, да зря. В животе словно еж развернулся, парень охнул – и снова на лавку упал.
– Благодарствую. Всяко бывало… болит…
– Понимаю. Когда б не ты, племянник бы мой яда отведал. Благодарен я тебе, и царица Любава благодарна. Чего ты в награду хочешь?
Михайла ответ давно знал:
– Ничего не хочу. Дозвольте при
Боярин остро взглянул на Михайлу:
– А ты, значит, видел?
– Потаскала судьба. Бывало.
– Мне сказали, ты из Ижорских?
– Там слишком родство дальнее. Я о нем и не вспоминал никогда, сам всего добьюсь.
– Коли не сгинешь, может, и впрямь далеко пойдешь. Ладно, поговорю я с сестрицей. Пусть тебя при мальчишке оставят, глядишь, и впрямь полезен будешь. И денег тебе отсыплю. Приоденешься, купишь, чего для зимы надобно.
– Не привык я задаром получать, – нахмурился Михайла. – Не надобно мне от вас денег!
– А зимой в чем ходить будешь?
– Найду… заработаю.
Боярин задумчиво разглядывал Михайлу.
Был Платон Митрофанович и умен, и хитер, но с такими, как Михайла, до сей поры… Хотя нет! Сталкивался! Просто те постарше были, а этот почти мальчишка. Сложно себе и представить, что опасен он и коварен, как та змея. Вот и не распознал боярин опасности. Шевельнулась было мысль, но Платон ее и придавил. Сразу же.
Понятное дело, когда ты к реке попал, грех не напиться. И уходить от нее не захочется. Вот Михайла и хочет за царевича зацепиться.
Так тут выгода обоюдная.
И Михайле хорошо, и царевичу свои люди надобны. Пусть остается, найдем ему работенку. Стольник, постельничий… да мало ли мест рядом с царевичем? Пусть под рукой будет, вроде как парнишка неглупый. И смерть сегодня от Фёдора отвел.
Пусть при нем останется.
– Хорошо. Лежи, а я к тебе еще раз лекаря пришлю. Не думай ни о чем, найдется тебе местечко при царевиче.
– Благодарствую, боярин. Не подведу.
– Вот и не подводи, – еще раз остро взглянул Раенский и вышел вон.
Михайла отвернул лицо к стене – и впервые позволил себе расслабиться.
Поползла злобная ухмылка, сверкнули зеленым болотным льдом глаза.
Все получилось ровно, как он и загадывал. Когда б к нему вдовая царица пришла, было б еще лучше, ну так не по чину ей. То и понятно. Небось при дитятке сейчас…
Перепугался, царевич?
То ли еще будет!
Конечно, боярином ты меня не сделаешь, вотчину не подаришь, но при тебе я останусь и денег найду, а дальше и видно будет. Не сразу Ладога строилась.
Год-полтора у Михайлы еще есть, а там и свататься можно.
Справится он.
Подожди, Устя, моя будешь! Только подожди чуточку.
Разговоры
Борису с супругой и разговаривать нравилось.
Умна, этого не отнимешь. А и что толку в дурочке? Прекословить не будет? Так ведь и умных не родит! А для царя это важнее…
Ежели золотарь какой, так ему умная баба и ненадобна – к чему? Выгребные ямы чистить и так справится. А царю державу надо передавать. И глупых детей…
Эх, вот Федька баран бараном, даром что царевич. И в кого бы? Мать у него умна, этого не отнимешь, отец дураком не был. А сын не удался.
Кому его травить-то понадобилось?
– Вот и я удивляюсь, – согласилась рядом Марина. Оказывается, последнюю фразу Борис вслух произнес. – Кому это надобно? Он же ничего не решает, ни на что не влияет, и джерманцам то ни к чему, разве франконцам? Те могут. Но опять-таки. Царевич – не дворняжка безродная. Когда ты дознаешься правды, ты не пощадишь.
– А дознался бы? Али нет?
– Почему б не дознался?
– Подумай, милая, когда б так случилось, что Фёдор яда откушал, да и помер в том кабаке. Могло быть?
– Могло. Я с лекарем говорила. Тот мальчишка… Михайла Ижорский, он чудом жив остался. То ли яда не так много съел, то ли быстро на него отозвался.
– То есть?
– Лекарь мне объяснил, все по-разному чувствуют. Один, поев несвежих щец, сразу в нужник побежит, второй полночи промается, а все одно плохо ему будет, третий и не почует ничего. Разве что потом животом помается чуточку, да и забудет. Вот Михайла оказался из первых. Которые чувствительные.
– А Фёдор мог бы и не сразу ощутить.
– Да. А как яд бы в кровь всосался, его б ничего и не спасло.
– Надо будет наградить парня.
Марина кивнула. Фёдор ей пока был нужен. Так что…
– Допустим, Фёдор бы там и помер, в кабаке.
– Ага. Дружки б его перепугались, начали б татя искать своими силами, тут бы народ крикнул бить джерманцев – и что б началось?
Марина только поежилась.
Что такое бунт, она знала. И как бывает страшна толпа, когда на кого-то охотится – тоже.
– Жуть бы началась.
– Правильно. Столица б дней десять не успокоилась, и как тут татя сыскать?
– Никак. А что джерманцы говорят?
– Что неповинны они. Ничего, палачи дознаются.
– Так, может, и правда они не повинны ни в чем?
– И такое может быть. Посмотрим. Женю я Федьку, пусть дома с женой сидит, а не по кабакам таскается с дружками.
Марина усмехнулась, рука ее поползла вниз по мужскому телу, сомкнулась в нужном месте…
– Пусть… сидит. Главное, чтобы жена была хорошая.