Возвращение
Шрифт:
Устя потупилась.
Ну не скажешь ведь: бежала, чтобы не дать тебе глупость сделать, орала, потому что ты, батюшка, орал, другого способа до тебя достучаться и не было.
Боярин кивнул:
– Дура как есть. Хорошо, иди да Настасью сюда кликни.
Усте это не понравилось. Она тут на весь терем себя дурой выставляет, чтобы Настьку все-таки запороли? Вот еще не хватало!
– Батюшка, знаю, что не в свое дело я лезу…
– Вот именно.
– Я у маменьки попросила Настасью себе в прислуги.
– Вот как?
– Ее вина – мой ответ.
Теперь задумался боярин.
А что он скажет? Я твою девку на спину завалить хотел, а она отказываться начала? Я и осерчал? Как-то такое дочерям незамужним и не говорят.
– В чем она провинилась, батюшка?
– Эм-м-м… дура как есть. Приказал ей одежду мою починить, так она орать начала.
– И правда дура, батюшка. Давай я твою одежду и починю, и выстираю, и почищу. Чего ты эту дуру позвал, я б все лучше сделала, – согласилась Устинья.
Боярин только рукой махнул.
Гнев прошел, и он лишний раз убедился, что все бабы дуры. Судьба у них такая, наверное.
Настасью Устинья нашла на сеновале. В сарае, в котором хранилось сено.
Та ревела в сорок три ручья, и пришлось сильно дернуть холопку за ногу, чтобы та обратила внимание на боярышню.
– Чего воешь?
– Боярышня? Тебе чего?
Так бы Настасья промолчала, куда уж ей, холопке у Заболоцких, голос повышать. Но коли все равно засекут…
– Того. Отец на тебя не гневается, я ему сказала, что ты мне прислуживаешь. Поняла?
Настасья захлопала глазами, как разбуженная сова. Боярина понять можно было. Красивая баба – она и после долгих слез была красива. Высокая, статная, с золотой косой до колен, с васильковыми глазами, круглолицая, что называется – кровь с молоком. Тут кто хочешь соблазнится.
– П-поняла.
– Что ты ему сказала такого? Мне знать надо, ежели что…
– Что с Егоркой я… боярин ведь уехал. А я замуж хочу за Егорку, детей хочу… люб он мне!
– А ты ему?
– И я…
– Не будет он тебя попрекать, что не девкой взял?
Настасья только рукой махнула.
– Да знает он про твоего батюшку, боярышня. Про все знает. Сказал, ему все равно, что было. До него… он тоже не в поле себя нашел, и у него бабы бывали. Вот когда потом – уже измена. А до того нестрашно. Я с батюшкой твоим поговорить хотела, а он сразу меня начал… – Настасья поняла, что о таком как-то и не надо бы боярышням говорить, о другом сказала: – Ежели б разрешили нам в деревню уехать, Егор – он с лошадьми хорошо понимает…
Устинья только рукой махнула:
– Хорошо. Поговорю я еще раз с отцом, пусть он тебе приданое даст. И лишний раз ему на глаза не попадайся. Поняла?
– Да, боярышня…
Устя махнула рукой и вышла вон. И
Казалось бы…
Боярышня, которая должна ее ненавидеть за связь с боярином, спасла от верной гибели.
Странно это. Непонятно…
– Илюшенька, вечером приходи куда обычно.
Как услышал Илья этот тихий шепоток, так все дыбом и встало.
Сенная девка мимо пробежала, шепнула словечко, и потянулось время, что мед липкий. Едва-едва…
Что ж солнце такое… никак оно не закатится. И коротки осенние дни, а когда вечера ждешь, так вдвое длиннее становятся.
Но вот скрылось оно за горизонтом, сменился Илья с караула и отправился…
Куда?
Палаты – это не просто царские хоромы. Это множество зданий, соединенных где переходами, где подвалами, где еще чем. Если знать, можно и в подземные ходы попасть, есть такие в палатах царских. Их еще государь Сокол строил, говорят, коли случится беда, так в потайной ход, да и выбраться. Как последняя надежда для жены его, для детей…
До сих пор те ходы не завалены, разве что палаты разрослись и ходов новых накопали.
Вот в один из таких ходов и нырнул Илюша. Прошел немного, всего двадцать шагов в темноте, повернул налево и дверь толкнул.
Вот тебе и потайная комнатка.
Богато убранная, с ложем роскошным, мехами заваленным.
И на ложе – нагая женщина.
Кожа белая на соболях темных так и светится, черные волосы по меху змеями ползут, глаза словно у кошки светятся…
– Иди ко мне, Илюшенька…
Кто бы тут отказался? Илья на ходу кафтан стянул, на ложе упал – и началось.
Царица – баба ненасытная. Когда она отвалилась, Илья рядом растянулся, словно неживой. А ей и ничего вроде, только хорошо стало.
Лежит рядом, глазами поблескивает, прядь волос черных своих перебирает.
– Маринушка…
– Отдохни, Илюша, есть у нас еще время. Супруг мой с боярами сейчас заседает, долго еще будет разговор идти.
Илья послушно вытянулся.
Коли есть время…
Да, надо отдохнуть. Еще раз он точно сможет…
Давненько уж связь эта длилась, целый год, а может, и больше. Царице симпатичный да смышленый парень приглянулся, она его и приманила. Сенную девку свою за ним послала, а когда пришел… тут уж и поздно отворачиваться было.
Да и кто бы смог, от такой-то женщины?
Илья и не смог.
Себя корил, терзался жутко, а потом рукой махнул, словно отрезало. А что?
Коли царь с женой своей не справляется, в чем тут Илья виновен? Уделял бы Марине больше времени, не искала б она себе забав. Опять-таки, не в царских покоях все происходит, абы кто сюда не войдет, так что сильно Илья не опасался.