Возвышение падших
Шрифт:
Хюррем с толикой грусти вздохнула, а потом оживилась, будто вспомнив о чем-то.
— А что с той наложницей, которую вы выбрали для борьбы с Гюльхан?
— Артемисия нравится мне своим спокойствием, некоторой мрачностью и загадочностью, — довольно улыбнулась Султанша. — Она уж точно не станет второй Сейхан в гареме, потому как совершенно другого нрава. Это меня и прельщает в ней. Я не совершу ошибки Михримах Султан, которая собственными руками взрастила соперницу.
— Воистину мудрое решение, Валиде, — льстиво проговорила девушка, кивнув одобрительно
— Дай Аллах, этой ночью, Хюррем.
Снова кивнув, темноволосая Хюррем замечает, что мать задумчиво рассматривает ее.
— Что?
— Как Ферхат-паша? — осторожно спросила Хюма Шах, не сводя с дочери пронзительного и проницательного взора. — Ты столь много времени проводишь подле меня, что я и позабыла, что ты замужем.
Молодая Султанша мгновенно помрачнела и, поджав, словно как мать, губы, зачем-то вязла в руки свою пустую чашку со стола, начав крутить ее между пальцев будто от волнения.
— А что с ним может быть?
— Неужели он до сих пор не смог тебе угодить?
— Валиде, я не желаю о нем разговаривать, — уклончиво ответила Хюррем, хмурясь.
— Не понимаю твоего отношения, Хюррем. Ты же не была против брака с ним. Помнится, я несколько раз разговаривала с тобой об этом и ты была согласна связать с этим мужчиной свою жизнь.
— Я думала, что он другой… Да и стать женой великого визиря казалось для меня чем-то достойным и важным.
— Ты разочаровалась в нем? — понимающе отозвалась Шах Султан.
— Не знаю, что и делать, Валиде… — устало выдохнула девушка. — Ферхат-паша одаривает меня драгоценностями, шелками. Но зачем, если я с детства в этом купалась? Да и он уже не молод…
— Ты видишь в нем лишь недостатки, — снисходительно ухмыльнулась Шах. — Попробуй увидеть достоинства.
— Как и вы, Валиде, — язвительно заметила Хюррем. — Попробуйте увидеть в Мустафе-паше не только недостатки, но и достоинства. Легко ли вам это сделать?
Хюма Шах от слов дочери помрачнела, сурово осадив ее взглядом.
Стамбул. Дом Рейны Дориа.
Самодовольно ухмыляясь, темноволосая Рейна, прищурив один глаз, умело воздела руки с луком и заправленной в него стрелой и туго натянула тетиву, которая вскоре дрогнула и стрела взлетела в воздух, а после попала точно в мишень, стоящую в отдалении.
Эдже, с горячим интересом проследив за ее полетом, перевела восхищенный взгляд к женщине, которая передала лук стоящему рядом с ней Деметрию в черно-красном плаще.
— Как ты этому научилась?
— Что? — непонимающе усмехнулась Рейна. — Просто захотела научиться и научилась. В Генуе все по-другому, Эдже. Там женщины имеют право говорить и думать, а если уж женщина происходит из благородного и богатого дома, то она и вовсе вольна делать то, что пожелает. Для меня все женское было чуждо, потому как я рано лишилась матери и воспитывалась отцом, который часто брал меня вместе с моим старшим братом Джованни на свой корабль, где учил военному
— Тебе повезло родиться в Генуе… — с завистью вздохнула Султанша, опустив зеленые глаза к своим рукам, сложенным на животе. — Здесь я хоть и Султанша, но все, кроме драгоценностей и вышивания, для меня непозволительно.
— Это не так, — мягко возразила Рейна, подойдя к племяннице и нежно приподняв ее лицо прикосновением к подбородку. — Вспомни свою мать. Ингрид думала так же, как и ты, но когда я показала ей, на что она способна, то твой отец позволил ей не только заявляться в мужское крыло, в библиотеку, но и учиться со мной военному мастерству. Прямо под стенами Топ Капы. Видела бы ты лица пашей и женщин гарема!
— Отец любил ее, поэтому позволил, — тоскливо подметила Эдже. — Будь он жив и мне бы позволил. Но сейчас правит Орхан, а значит, ничего мне не добиться…
— Раз единственный путь к власти и величию лежит через ложе султана, то… — развязно усмехнулась темноволосая сеньора, игриво взглянув на Султаншу.
Эдже, насупившись, покраснела от настигшего смущения, что не было ей свойственно, а после покосилась на Деметрия, который умело делал вид, что его и вовсе здесь нет.
— Что ты такое говоришь..?
— Ты ведь не родная его сестра, — невозмутимо пожала плечами Рейна, беря из протянутых рук своего рыцаря длинный и искрящийся на июльском жарком солнце меч с рукоятью из стали, украшенной черными агатами и кровавыми рубинами. — Помнится, Ингрид рассказывала мне о том, что Шехзаде Баязид, брат твоего отца, женился на своей двоюродной сестре. Чем ты хуже нее?
— Рейна, давай прекратим этот разговор, — сухо проговорила Эдже, смущаясь еще больше от подобных слов и мыслей, ими вызванных.
— Нет! — горячо возразила Рейна, сверкнув зелеными глазами в сторону племянницы, отчего та вздрогнула. — Твое имя Эдже, что означает «царица», а мое Рейна в значении «королева». Мы рождены править! Я в Генуе, в Европе, а ты в Османской империи, на Востоке. Не вышло у твоей матери, так выйдет у тебя. Отомсти за нее, Эдже! Пусть вся империя этих варваров прогнется под тобой во имя твоей матери.
Амасья.
Медленно бредя по внутреннему двору мечети султана Баязида II, светловолосая Севен, облаченная в темное траурное платье, с содроганием покрывается мурашками, едва ее голубые глаза находят чуть впереди две свежие могилы.
Не сдерживая рвущиеся наружу слезы, Султанша медленно подошла к ним, а после, не выдержав, осела на землю, приложив трясущуюся руку к надгробному камню, на котором было написано имя Селима и его годы жизни.
Назлы-хатун, сочувственно глядя на Султаншу, боковым зрением заметила, как к ним кто-то приближается.
— Султанша. Кто-то идет.
Севен, не обращая на нее внимания, плача, скорбела на могиле брата, когда черноволосая девушка с пустыми голубыми глазами медленно подошла к могилам, облаченная в пыльное черное платье.