Возвышение падших

Saltwater Marina

Вечер.

Топ Капы. Дворцовый сад.

С переездом Севен Султан во дворец Хюмашах Султан, в Топ Капы Инджи стало и вовсе одиноко. В последние дни она практически не покидала своих скромных покоев, пытаясь хоть чем-то занять себя и не думать о Селиме и Коркуте. Но тоска и скорбь по–прежнему бередили ее душу, заставляли каждую ночь проводить в горьких рыданиях, а дни в меланхоличном безделье.

Жемчужная брошь, бывшая для нее подарком Селима в день рождения их Коркута, неизменно блестела на ее левом плече, рядом с сердцем.

Опустив черноволосую

голову, Инджи в привычном одиночестве прогуливалась по цветущему саду вечером, когда июльская жара спала, а небо потемнело в наступающих сумерках.

Подняв голубые глаза, она слегка растерянно увидела идущую ей навстречу по тропинке Айше Султан, которая отчего-то лила слезы.

Увидев Инджи-хатун, та спешно стерла слезы с лица и расправила поникшие плечи, но тоска ее от наложницы не укрылась.

Поклонившись, когда они поравнялись, Инджи беспокойно вгляделась в лицо юной Султанши.

— Что-то случилось, госпожа?

— Нет, все хорошо. Мне… нужно возвращаться в свои покои.

Айше хотела было обойти Инджи и направиться во дворец, но, заметив что-то, замерла.

Нахмурившись, Инджи проследила за ее взглядом и увидела Повелителя, который медленно направлялся в беседку с худощавой Артемисией-хатун, что держала его под локоть.

Позади них, сложив руки перед собой, шел Альказ Бей, охраняющий султана.

Мгновение внимательного наблюдения и Инджи осознала, что она смотрит не на султана с его наложницей, а на статного и высокого Альказа.

Понимание обдало ее резко, подобно набежавшей на берег морской волне.

— Альказ Бей — причина вашей тоски?

Вздрогнув от слов черноволосой наложницы, Айше Султан напускно нахмурилась.

— Тебя это не касается, хатун.

— Он красив и молод, но вас врядли выдадут за него, госпожа, — задумчиво проговорила Инджи, пожав плечами. — Он не достоин вас.

— Довольно, я сказала, — твёрже проговорила Айше, вспыхнув от ее слов негодованием. — Это ты, хатун, не достойна даже разговорить со мной. Что ты о любви и браке знать можешь, являясь рабыней и наложницей? Твоя забота — ублажать мужчин. Этим и занимайся! Подожки-ка, только ведь твой господин мертв… Думаю, это не проблема. Продадут тебя кому-нибудь еще, не так ли?

Ухмыльнувшись в растерянное лицо Инджи, Айше Султан обошла ее и скрылась в цветущих кустах сада, покидая его.

Топ Капы. Покои Инджи-хатун.

Вернувшаяся в свои скромные небольшие покои Инджи была растеряна.

Ее красивое лицо было бледно, несмотря на ее природную бледность. В голубых глазах, в которых давным-давно поселились боль утрат и скорбь, блестели слезы.

Те слова, что произнесла Айше Султан, были чистейшей правдой. Она — рабыня, не владеющая ни собой, ни своими желаниями. Все, что она должна делать, как наложница гарема, есть ублажение своего господина. Будь им ее светловолосый и храбрый Шехзаде Селим, то она была бы согласна на подобную участь в течение всей своей жизни. С ним она не чувствовала себя рабыней. Она была прежде всего любимой женщиной,

матерью его сына, его опорой и успокоением.

Но, теперь Селима нет. Нет и их Коркута, ради которого Инджи дышала. Судьба жестоко распорядилась их жизнями.

Инджи сознавала, что совершила ошибку, покинув Амасью под уговоры Севен Султан и приехав сюда, в Топ Капы. Сейчас Севен Султан, счастливая и влюбленная, вместе с супругом покинула Стамбул и думать о ней забыла, хотя обещала всегда быть вместе с ней, поддерживать и помнить о том, что они обе утратили — семью. Севен ее обрела, а Инджи этого больше никогда не сможет сделать.

Заплакав, черноволосая девушка устало осела на тахту и уронила лицо в ладони.

Скорбь и боль, сжигающие ее сердце страданиями, вновь разбередили ее душу.

С тех пор, как она пыталась покончить с собой в Амасье, испив яда, Инджи больше не задумывалась над этим. Она уговаривала себя, что ей станет легче и что со временем боль утихнет. Но, спустя долгие дни и недели легче не становилось. Боль не угасала. Она терпела и самозабвенно ждала, но в этот вечер осознание того, что она навсегда покорена скорби и боли, пришло к ней, спровоцированное словами Айше Султан.

Избавиться от груза прошлого не удастся, как ни старайся бежать от него. Есть лишь один выход — поддаться тем мыслям, что оно упрямо рождает в ее разуме.

Сейчас ее никто не остановит. Она одна и сомнительно, что о ней кто-то вспомнит.

Утерев слезы с лица резким импульсивным движением, Инджи поднялась с тахты и каким-то безумным взглядом окинула им опочивальню.

Кругом горящие свечи и вазы. Судорожно вдохнув воздух, девушка подошла к расписной изысканной вазе, стоящей на настенной полке вместе со свечами.

Сбросив ее на пол, отчего та разбилась, озарив опочивальню неприятным звоном, Инджи схватила один из осколков, который мгновенно порезал кожу ее ладони.

Алая кровь засочилась по ее руке, капая на расписной ковер и оставляя на нем бордовые капли.

Последнее, что пронеслось в ее голове, было воспоминание о Селиме и Коркуте.

После, решительно поднеся осколок к своему горлу, Инджи полоснула им со всей силы, обрывая свое мучительное существование.

Покои управляющей.

Готовясь ко сну, Шах Султан, будучи в ночном атласном одеянии, поверх которого был наброшен тяжелый халат, восседала на кушетке напротив горящего камина и терпела расчесывание своих длинных темных волос служанкой Бурджу-хатун.

Вздрогнув от раздавшегося скрипа открывшихся дверей в покои, Шах перевела изумленный взгляд к вошедшей Фериде-калфе, которая поклонилась перед госпожой.

— Что такое, Фериде? Ты взволнованна.

— Артемисия-хатун потеряла сознание в гареме. С ней лекарша. Я подумала, что вы пожелаете это знать.

— Аллах сохрани… — нахмурилась темноволосая Султанша, поднявшись с кушетки и отмахнувшись от служанки. — Только бы не отравили. Идем, узнаем, в чем дело.

Гарем. Комната Артемисии-хатун на этаже фавориток.