Возвышение падших
Шрифт:
— Мне уже всё равно! — истерично вскрикнула Нурбахар Султан. — Пусть немедленно готовят карету. Я хочу уехать.
— Аллах сохрани! Валиде, что вы такое говорите? Куда вы так бросаетесь? Зачем же я упомянула Селима… Прошу вас, успокойтесь. Мы обязательно побываем в Амасье. Только не сейчас…
— Хватит причитаний, — оборвала её та. — Пусть готовят карету!
Вздрогнув от материнского громкого возгласа, Севен Султан почувствовала, как слёзы полились из глаз. Она приблизилась к матери, держась за живот.
—
— Да сколько можно?!
Взвинченная и раздражённая, Нурбахар Султан спешно вышла из увядающего сада.
Севен Султан, смотря ей в след, осознает, что горести всё же сломили её мать.
Через некоторое время подготовленная наспех карета вместе с мрачной и взвинченной Нурбахар Султан, взявшей с собой немного золота и двух охранников, тронулась в путь, уменьшаясь в дали.
Заплаканная Севен Султан и Осман, обнимающий её за плечи, наблюдали за этим с террасы своих покоев.
— Дай Аллах, к добру эта неожиданная поездка.
— Видел бы ты, Осман, что стало с ней, когда я упомянула в разговоре Селима. Ею будто демон овладел…
— Горести наложили свой отпечаток на Султаншу. В конце концов, далеко не каждый способен вынести её судьбу и остаться… в здравом рассудке.
— Мы только-только воссоединились, а она уже покидает меня. Даже не попрощалась со мной, будто это я перед ней в чём-то виновата. За что она так со мной, Осман? Я же так тосковала по ней…
— Нужно благодарить Аллаха за то, что Султанша вообще осталась в живых. Пусть, Нурбахар Султан сломилась под натиском горя, но она любит тебя, Севен. Помни об этом даже в минуты ссор.
Вечер.
Дворец санджак-бея в Манисе. Гарем.
Серо-зелёные глаза задумчиво наблюдали за тем, как внизу мельтешили наложницы гарема. Их тихие перешёптывания, смех и шуршание одежд создавали размеренный и привычный для ушей Айсан-хатун шум. Стоя на этаже фавориток, где её и не должно было быть, она облокотилась о деревянные перила.
Взгляд её, пробегаясь по гарему, наткнулся на другой взгляд, озлобленный и недовольный. Мария-хатун, сидящая на тахте со своими подругами, как-то недобро ухмыльнулась, и Айсан-хатун, нахмурившись, ответила тем же.
В гарем с важностью и степенностью вошла Джихан-калфа и, подозвав к себе русоволосую и миловидную Хельгу-хатун, что-то зашептала ей. Очевидно, этой ночью Гюльхан Султан снова отправляла её на хальвет к своему сыну.
На красивом лице Айсан отразились затаённое негодование и недовольство. Спустившись с этажа фавориток, она хотела было покинуть гарем и предстать перед Шехзаде Сулейманом, дабы помешать Хельге-хатун войти в его покои, но Касим-ага, главный евнух гарема, преградил её дорогу с ехидной улыбкой на лице.
— Что такое, Касим-ага? — непонимающе спросила Айсан-хатун.
— По приказу Гюльхан Султан тебе запрещено покидать
— Пропустите меня! — требовательно воскликнула черноволосая наложница, порываясь к дверям, но Касим-ага снова оттолкнул её.
— Иди в свою комнату, хатун, — твёрдо процедил он. — Лучше не вынуждай меня или, что ещё хуже, Гюльхан Султан. Она так на тебя зла…
Ухмыльнувшись, Касим-ага покинул гарем, шепнув что-то одному из охранников, стоящих у дверей.
Тяжело дыша от негодования, Айсан почувствовала прикосновение к своему плечу. Обернувшись, она увидела перед собой ухмыляющуюся Марию.
— Зря ты против Гюльхан Султан пошла, — покачав темноволосой головой, произнесла она. — Она же тебе отныне жизни не даст… Как быстро милость госпожи превратилась в опалу, правда? А вот Хельга-хатун, как погляжу, оказалась умнее. Молчит и кланяется, а госпожа её в покои Шехзаде Сулеймана каждую ночь отправляет.
— Что с того? — заносчиво воскликнула Айсан, чувствуя, как внутри всё клокочет. — Шехзаде всё равно её не принимает.
— Это он упрямится, потому что с Султаншей в ссоре. Но, едва они помирятся, Хельга окажется в его покоях. Придёт к тебе на этаж фавориток, а после, может, и Султаншей станет, если сына родит.
— Думаешь, от воли Гюльхан Султан всё зависит?
— Не будь столь самонадеянной. Что ты можешь сделать?
Ухмыльнувшись, Айсан-хатун промолчала и вернулась на пустующий этаж фавориток, где, оставшись наедине с собой, угрюмо нахмурилась в раздумьях о том, что же ей предпринять.
Стамбул. Дворец Айше Султан.
Оказавшись в небольшом, но уютном дворце, Шах Султан, сверкая в привычной роскоши одеяния и драгоценностей, и Гевхерхан Султан, любопытно осматривались в холле.
— Красивый дворец, не так ли? — улыбнувшись, довольно воскликнула Шах Султан.
— Да, Валиде, — кивнула темноволосой головой Гевхерхан. — Надеюсь, Айше здесь нравится.
Сира-калфа, бывшая когда-то служанкой Айше Султан, а теперь ставшая главной калфой в её новом дворце, вернулась в холл и почтенно поклонилась госпожам.
— Что такое, калфа? — напряглась Шах Султан, обернувшись на неё. — Почему Айше не спустилась к нам?
— Простите, госпожа, — виновато пролепетала та. — Айше Султан ни с кем не хочет разговаривать. Плачет и молчит.
Гевхерхан Султан мрачно переглянулась с матерью, которая, подхватив подол своего пышного платья, поспешила покинуть холл.
— Аллах милостивый… — выдохнула она, шествуя по коридору дворца вместе со старшей дочерью и калфой. — Что случилось?
— Не знаю, госпожа. Возможно, это из-за того, что Альказ Бей не остался ночью в супружеских покоях.