Вперед в прошлое 9
Шрифт:
— Отбой.
Деду я зачитал список запчастей, выслушал, что делать закупки ему по силам, он быстро восстанавливается и ходит, только немного опираясь на трость. Влад — просто золотой человек, во всем ему помогает, всегда готов подстраховать, но таскать груз на себе надоело, потому дед присмотрел себе ржавенький, но бодрый «Москвич» за триста пятьдесят долларов, в пятницу сделка купли-продажи.
На языке вертелось, что, если бы не вклад в дело революции, уже давно нормальный «жигуль» купил бы, но я промолчал. В конце концов, благодаря поездке в Москву удалось сделать
— Спасибо тебе, внук, — закончил дед. — За то, что нашел меня. За помощь спасибо. Если бы не ты, гнил бы себе сторожем на складе, никогда не увидел внуков и тем более не купил бы машину. Приглашение на новый год в силе?
— Всегда тебе рады…
Донеслись помехи, и связь оборвалась. Повезло мне с дедом и бабушкой — они мировые и благодарные. Есть родственники, которые считают, что все хорошее, что делается — не добрая воля того, кто им помогает, а данность. Иначе просто нельзя. Их, таких замечательных и несчастных, надо осыпать деньгами и одаривать — жалко, что ли? И, сколько ни дай — или никакой благодарности, или «маловато будет».
Только я направился в зал переодеваться, как в дверь позвонили. Из спальни высунулась мама, Боря вскочил, но открывать пошел я — осторожно, на цыпочках. Выглянул в глазок и увидел бабку Тоньку в старом халате, с седыми космами, торчащими в стороны, открыл дверь.
— Здравствуйте, бабушка Тоня. Вам маму позвать?
— Желательно бы, — сказала она, притопывая. — Она же дома? Машина под моим балконом стоит. Значит, дома.
— Иду, тетя Тоня, — откликнулсь мама и вышла, оттесняя меня.
— Ты бы осторожнее, милочка, — вкрадчивым голосом посоветовала бабка. — Я все понимаю: обманутые жены, рогатые мужья… Но эта жена егойная весь день вокруг нашего дома шастала, когда вы все уехали. Туда-сюда, туда-сюда. И со свертком была, в перчатках. Я такая: «Чего тебе надо? Что задумала?» А она точно задумала — не ответила ничего, юрк — и нет ее. А я-то все понимаю, смотрю на улицу, а она там шастает. Вот! Так что ты осторожно, Оленька. Как бы дети сиротами не остались.
В прихожую вышел Алексеич, навострил уши. А когда соседка закончила, шагнул на лестничную клетку и стал расспрашивать, что и как. Потом они переместились в бабкину квартиру, и ответа я не услышал. Мама же распереживалась, села на диван и пожаловалась:
— Бандитов директорских бойся, теперь еще и эту женщину бойся! — Она закрыла лицо руками.
В этот момент вошел Василий Алексеевич, она ему повторила то же самое, обняла его, и он ответил жестко:
— Мне пора ехать.
— Ты к ней? Может, не надо? — взмолилась мама. — Сколько случаев было, когда жены убивали мужей! Я не хочу тебя потерять!
— А я не хочу потерять тебя, — сказал он. — Потому поеду. Это все очень серьезно, ты не представляешь, кто моя жена и насколько это опасно и для тебя, и для детей.
Вспомнилась эта несчастная женщина. А и правда, кто она? Никогда не скажешь, что она может представлять угрозу.
Глава 20
Сюрприз!
Сегодня, в среду, у нас русского и литературы нет. Здание, где проводились уроки
Мне учеба давалась слишком легко, я тратил на уроки максимум по два часа в день.
Изучив расписание и убедившись, что после последнего урока Вера Ивановна на остается на вторую смену, а идет домой, я, когда прозвучал звонок с шестого урока, рванул к учительской.
С Ильей мы вчера посмотрели квартиру, которую собирались снять для Веры Ивановны. Она находилась на первом этаже подъезда, где располагалась наша база, окна выходили во двор. Обычная однушка, без балкона, после бабушки, но не убитая — дом-то относительно новый. Условия получше, чем были в той разрушенной ураганом кособокой хижине, слепленной из всего, что было под рукой. Там, наверное, плесень цвела и пахла.
Я очень надеялся, что Вере Ивановне понравится новое жилье, и она согласится остаться, потому нервничал, стоя под дверью учительской и поджидая ее.
Раньше молодые учительницы казались мне зрелыми, строгими, я уважал их побаивался — как жительниц таинственного и далекого мира взрослых. Теперь, получив память взрослого, я смотрел на них как на девчонок, которые только вступают в осознанную жизнь: что Вера Ивановна, что Елена Ивановна, наша классная, что математичка… Математичка, пожалуй, нет, она, хоть и их ровесница, выглядит как сорокалетняя дама. Причем как сорокалетняя дама, которую жизнь изрядно потрепала.
Заглянув в учительскую и убедившись, что Верочки там нет, я подождал, когда прозвенит звонок на урок, и шестиклассники, пришедшие во вторую смену, отлепятся от подоконника, оперся на него пятой точкой и принялся ждать.
Проходящие мимо учителя здоровались со мной, но ничего не спрашивали.
Веру Ивановну, окруженную ученицами десятого класса, я не сразу заметил — девчонки в большинстве своем были выше и здоровее нее. Они что-то возбужденно ей доказывали и увлеклись настолько, что пропустили лестницу и дошли аж до учительской. Глянув на меня и кивнув, Вера Ивановна остановилась. Прижав к себе журнал и обхватив его руками, она улыбнулась, шевельнула губами — девчонки рассмеялись и разошлись, а она юркнула в учительскую.
Вышла она минут через десять — в небесно-голубом пальто в пол, стоптанных туфельках, в руках была персиковая сумочка, вокруг шеи обвивался шарф такого же цвета. Не глянув на меня, она побрела по коридору.
— Вера Ивановна! — окликнул ее я и поспешил следом.
Учительница обернулась, на лице ее застыл вопрос.
— Я хочу с вами поговорить от всего нашего класса, — сразу перешел к делу я, она нахмурилась.
— Ну, давай, говори.
Мы с Ильей решили, что лучше мне одному с ней разговаривать, чтобы лишние уши ее не смущали, а сам Илюха был так себе переговорщиком.