Времена года

Тири Арпад

По насыпи шел начальник полиции. На ногах у него были резиновые сапоги с налипшими комьями грязи.

— Я тебя все утро искал, но мне сказали, что ты уехал в обком, — сказал он, приветливо взмахнув рукой.

— Был там, — ответил Матэ.

Река разлилась в настоящее море, затопив мутной водой и тихие заливчики, и росшие в низине ракиты, и наблюдательные вышки, стоявшие на югославском берегу.

— В такую собачью погоду, кажется, кости и те насквозь промокли, — сказал начальник полиции.

Матэ,

внимательно посмотрев на офицера, невольно подумал: «Вид у него довольный, словно и не болит душа за старого Рауша...» И вдруг Матэ понял, что начальник полиции просто не нравится ему; он его не боится, поскольку нет для этого особых причин, сердиться на него тоже, казалось, не за что. Просто они разные люди и никогда близко не сойдутся.

Возле насыпи с шумом проехал бульдозер. Начальник полиции наклонился к Матэ, чтобы тот услышал его, и сказал:

— Утром тут был инженер из области. Говорят, на дне реки обнаружены снаряды на баржах, потопленных еще в войну. А если в Австрийских Альпах дня два-три будут идти дожди, то здесь нас всех зальет водой.

— Я бы хотел побеседовать с председателем сельсовета, — холодно сказал Матэ.

Начальник полиции с удивлением уставился на него: значит, секретаря райкома затем и вызвали в обком, чтобы посвятить и его в дело Рауша. Однако сознание того, что он узнал об этом несколько раньше, наполнило сердце начальника полиции особой гордостью.

— Пожалуйста, только скажи, когда ты с ним хочешь поговорить. Я разрешу вам свидание.

— Хочу с ним поговорить у себя в кабинете.

— У себя в кабинете? — удивился офицер.

— А почему бы и нет! Разве нельзя?

— Это запрещено законом.

— Ты что, боишься, что он от меня сбежит? — как можно спокойнее спросил Матэ.

— Ничего я не боюсь, но ты можешь спокойно побеседовать с ним и в здании полиции. Если хочешь, беседуй хоть целый день, с утра и до самого вечера. Я тебе предоставлю отдельную комнату, а если очень настаиваешь, его к тебе приведут.

— Хорошо, я приду сегодня вечером, — согласился Матэ.

«Не забыть бы сказать охране, чтобы арестованного перед этим свиданием побрили и выдали ему приличную одежду», — подумал начальник полиции.

Матэ не сомневался в отношении того, как он должен поступить с письмом, однако в глубине души не раз задавал себе вопрос: «А что, если старик не виновен? Все-таки двадцать пять лет прожил в эмиграции. А если он на самом деле никакой не шпион?..»

Около семи часов к Матэ привели из камеры бывшего капитана, сняли наручники.

— Арестованного я возьму в кабинет, а вы ждите в приемной, — сказал Матэ полицейскому.

Полицейский отдал честь и сел на стул, положив карабин на колени. Вынул портсигар и зажигалку, положил их на стол, пододвинул к себе пепельницу. Сел лицом к двери, за которой скрылись Матэ и арестованный.

Кабинет

Матэ был обставлен просто, на письменном столе стояла лампа с зеленым абажуром.

Арестованный растирал руки. Капитан сильно постарел: лицо покрыли морщины, волосы поседели. В свитере коричневого цвета он был похож на матроса с потопленного корабля, у которого вся жизнь канула в прошлое.

Глядя на капитана, Матэ подумал: «Чего только мы с ним не пережили!» Но, быстро взяв себя в руки, решил: «Сейчас не место и не время предаваться воспоминаниям. Мы — мужчины, и если он виновен в чем-то, то пусть понесет заслуженное наказание».

Вынув сигареты, Матэ предложил:

— Закурите?

Капитан сделал несколько затяжек. Голова у него закружилась. За три недели, пока шло следствие, ему удалось выкурить только одну сигарету, которой его угостил лейтенант-следователь.

Матэ встал, подошел к печке, пошевелил угли кочергой. Он все еще никак не мог найти нужных слов.

— Садитесь, господин капитан! — предложил он.

— Не называйте меня капитаном. Я им был давно, а в запасе я как-то не чувствую себя капитаном.

— Для меня вы остались капитаном.

— Правда, в моем теперешнем положении мне все равно, как меня называют: капитаном или председателем сельсовета.

— Я ведь не на допрос вас вызвал, — предупредил бывшего ротного Матэ.

Капитан сдержанно улыбнулся.

— Вы восемь месяцев работали председателем сельсовета, а мы ни разу не встретились с вами. Не странно ли, а? — спросил Матэ.

— Однажды мы чуть не встретились, но я ушел в самый последний момент.

— Почему избегали встреч со мной?

— Избегать не избегал, просто не было желания встречаться.

— Но почему?

— Так, без особой причины, Матэ. Если скажу, тебе глупым покажется, а для меня это все-таки некоторое утешение.

— Я получил одно письмо из вашего села, — сказал Матэ.

Капитан взглянул на Матэ, лицо у бывшего ротного было уставшим.

— Небось жалуются на меня.

— Да еще как.

— Я уже давно понял, что придется защищаться.

— Обвиняют в постоянном пьянстве, в сговоре с кулаками, в саботаже и распространении ложных слухов.

— Тот, кто писал письмо, видимо, не поскупился на жалобы, — проговорил капитан и невольно вспомнил, как жена, когда его забирали, подошла к нему, зажимая рот носовым платком, чтобы не было слышно рыданий, и с печалью в голосе сказала: «Папа тебе помог устроиться на хорошее место, а ты все испортил». — В письме том хоть подпись стоит? — спросил ротный, отогнав мысли о жене.

— Нет.

— Против анонимных писем бороться трудно.

— А надо бы.

— Каким образом?

— Мы решили собрать всех жителей села на собрание и вас туда привести.