Времена года
Шрифт:
— Теперь ты можешь отправиться за сестренками.
Крюгер поджидал Матэ на углу. Пообедав у родственников, они пошли обратно домой. Одна сестренка была еще совсем маленькой, и ее пришлось нести на руках. Другая уже ходила в первый класс. Шли по каменистой дороге. День был дождливый, хмурый. По ночам со стороны Балатона доносился гул артиллерийской канонады. Чтобы не встретиться по дороге с немецкими пленными, прятались в кустах. До шахтерского поселка было уже рукой подать, как вдруг перед самым спуском в долину, словно из-под
Офицер ехал прямо на них, и они не успели спрятаться от него. На голове у офицера была каракулевая кубанка, на боку шашка в ножнах с красивой резьбой. Спину лошади покрывала вышитая попона, намокшие концы которой болтались. Темная длинная грива закрывала шею животного.
Офицер загородил дорогу. Вид у него был строгий, но, если бы Матэ внимательно посмотрел русскому офицеру в глаза, он заметил бы в них жалость. Сестренки расплакались от страха. Офицер вдруг откинул полу шинели и полез в карман.
Матэ побледнел. «Сейчас он выхватит пистолет!» — мелькнуло у него в голове. Но офицер вынул из кармана две помятые бумажки, каждая по двадцать пенгё, и, посмотрев на них, словно стараясь отгадать, что, собственно, на них сейчас можно купить, протянул деньги сестренке, которую нес на руках Матэ.
— Купите себе чего-нибудь поесть, — сказал он. Выражение его лица оставалось все таким же строгим...
Матэ нес на руках младшую сестренку. Старшую Крюгер держал за руку. Они стояли как вкопанные, слушая цокот копыт удалявшейся лошади. Офицер был совсем далеко, когда они наконец пошли дальше. Те сорок пенгё Матэ и Крюгер по-братски поделили между собой.
— Крюгер, помнишь того русского офицера? — шепотом спросил Матэ.
Но Крюгер ничего не ответил, наверное, спал.
Спустя две недели, когда Матэ был у реки, где жители укрепляли берег на случай, если река выйдет из берегов, ему сообщили, что Тако вызывает его к себе.
Приехав в райком, Матэ по телефону связался с Тако и сказал ему:
— Дожди у нас льют не переставая. Уровень воды в реке поднимается с каждым часом. Есть опасность наводнения. Сейчас люди укрепляют берег, и будет лучше, если я останусь вместе с ними.
Но Тако упорно настаивал на приезде Матэ в обком:
— Здесь дело поважнее, а там и без вас людей хватает.
Пришлось бросить все дела. Матэ сел в машину. По дороге он хотел заехать еще в школу, чтобы посмотреть, как там расположились семьи цыган, переселившиеся из затопленного района. Вчера там можно было передвигаться только на лодках. Сорок пять домов стояли в грязной воде. Мужчины, которые в спокойной обстановке смотрели на все вокруг с хитрым пренебрежением, теперь стояли по пояс, а то и по грудь в холодной воде, и их никак нельзя было выгнать оттуда.
Матэ и до этого насмотрелся на разрушения, но то, что он увидел во время наводнения, произвело на него самое тягостное впечатление.
«Воспользуюсь
У окна стоял подполковник госбезопасности. Тако собрал со стола записи Матэ и сказал:
— Секретарям райкомов действительно приходится работать в очень трудных условиях.
Матэ взглянул на подполковника, потом перевел взгляд на Тако. Он понимал, что это только начало серьезного разговора. Стоял и ждал. Подойдя к Матэ, подполковник угостил его болгарскими сигаретами.
— Откуда вы знаете председателя сельсовета? — спросил он.
— На фронте он был моим ротным командиром, — ответил Матэ.
— А помимо этого?
— Больше я его не встречал.
— Понятно. Я хочу, однако, знать, как он вел себя на фронте, когда носил погоны капитана.
Матэ вспомнил, как они вместе с капитаном сидели в холодном бункере и тот спросил, что Матэ сделал бы с ним, если бы оказался на его месте.
— Могу сказать только, что вел он себя как порядочный человек.
Подполковник кивнул. Опустив голову, он походил по комнате, словно обремененный тяжелыми мыслями. Неожиданно остановился, взглянул на Матэ.
— Скоро мы выпустим его на свободу, — произнес подполковник. — Что вы на это скажете?
— Я думаю, он не виновен.
Подполковник улыбнулся:
— Установить это не так просто. Председатель сельсовета, или ваш бывший ротный, — всего лишь небольшое звено в запутанном политическом деле.
Матэ почувствовал, как у него меняется выражение лица, но он был бессилен скрыть это.
— Капитан? — удивленно спросил он.
— Он самый. Но нас прежде всего интересует не он сам, а его тесть.
— Насколько мне известно, капитан — холостяк.
Подполковник вынул из кармана кителя какую-то бумагу.
— Был холостяком, — сказал он, — до сорока трех лет, а девятнадцатого ноября сорок восьмого года, то есть ровно через три месяца после возвращения из русского плена, он женился.
— Капитан был в плену?
— А вы разве об этом не знали?
— Не знал и не мог знать, так как в сорок третьем году я был ранен в излучине Дона. На санитарном поезде меня отправили в тыл, а потом демобилизовали по ранению. С тех пор я о нем ничего не слышал.
— В сорок четвертом году ваш капитан попал к русским в плен под Сольноком. Когда он вернулся из плена, за ним не числилось ничего предосудительного. Устроился на работу на небольшой железнодорожной станции в отдел перевозки грузов. Там познакомился со своей будущей женой. Отец той женщины был далеко не в восторге от зятя, но спустя некоторое время все же помог ему стать председателем сельсовета, благо связи у него были.