Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус)
Шрифт:
Строка же В свой край, в свой век, в свой час создает синергетику времени и пространства, где два разнопорядковых понятия слились воедино.
Стремление к контаминации временных и пространственных сем характерно и для более ранних произведений автора. Например, «Рано еще – не быть!» (1923):
Рано еще – не быть!Рано еще – не жечь!Нежность! Жестокий бичПотусторонних встреч...Рано еще для льдовПотусторонних стран!Значение
Лексемы с пространственной и темпоральной семантикой, представляющие императивный глагол, существительное с предлогом, локативными наречиями и адвербиализованной конструкцией по ночам сменяются резким «прыжком во времени». Упоминание имени римского императора в сегодняшнем обращении поэта к конкретному субъекту незаметно и плавно стирает временные рамки: тем самым создается особый временно-пространственный континуум. Своеобразное преобразование, переосмысление слов различных частей речи, разных стилистических пластов (например, цветаевское Благословляю Вас на все четыре стороны), подчиненное философской концепции автора, превращает их в самые разнообразные локативы-лексемы.
Издали, издавна поведу:Горькие женщины в вашем ряду —Так и слава вам будем в будущем!Преобразования словарной полисемии в синкретическое единое приводят к пересечению темпоральных и временных смыслов. Так, появляются эти слова в стихотворении 1926 года, написанном в отчаянии от безысходности в дни ее прибывания в Париже. Здесь, как и в другом примере, место и время, точнее их отсутствие, в первую очередь, в поэте самом:
Юность – любить,Старость – погреться:Некогда – быть,Некуда деться...– Не времени!Дни сочтены! —Для тишины —Четыре стены.Некогда и некуда всю жизнь сопровождали поэта в ее вечных исканиях.
Или же примечателен куплет, в котором семантика пространства расширяется еще больше: это и цель, и дом, и земля, и путь, сосредоточенные в одном (или в любимом, или в самом творчестве, поиске истины):
Ты и путь и цель, Ты и след и дом. Никаких земель Не открыть вдвоем.«Поэтика М. Цветаевой – это прежде всего поэтика предельности. Мировоззренческая предельность М. Цветаевой нашла адекватное выражение в языковой предельности, что способствовало активной реализации языковых потенций», – писала известный исследователь-лингвист Л.В. Зубова [1989: 241]. Соглашаясь с
Начинать с конца и кончать с начала – совершенно бессмысленное, на первый взгляд, выражение таит в себе огромный поток информации. Это не только философская истина об основах жизнебытия (некоторые исследователи этот отрывок приводят лишь в качестве игры слов, успешного использования антонимов), но и проявление лингвистической эрудиции. Нам думается, что Марина Цветаева, человек огромной эрудиции, знающий несколько языков, не могла не знать, что начало и конец – это слова этимологически однокоренные (сравни: конец – кончик, начать, начинать). Так, в ряд слов с одновременно пространственно-временными континуумальными значениями вливается еще и другие пресуппозиции, связанные с происхождением слов. Если два противоположных сегодня по смыслу слова когда-то произошли от одного и того же корня, то почему нельзя предположить, что и время, и пространство, их начало и конец – это некое единое целое. Вот оно пространство великое: в действительности-реальности, в нашем понимании и миросозерцании.
Выводы по разделу 3.1
Обобщая вышеизложенные результаты наблюдений над поэтическими текстами М.И. Цветаевой, в качестве основных положений можно привести следующие:
1. Пространственная картина стихотворений Марины Цветаевой парадоксальна: морально-этическая картина пространственных характеристик не совпадает с общепринятыми аксиологическими представлениями. Это в свою очередь создает картину когнитивной рассогласованности, вызванной диссонантными когнитивными элементами, диспропорция которых и структурирует ту или иную стратегию поведения лирического героя. Образ пространства и ощущение пространства обостряется как в результате передвижения в реальном пространстве, то во внутренних, духовных «полетах» – передвижениях автора. Это то образ бесконечности, то полет в бесконечность, то замкнутый круг, то узкий «коридор».
2. Локативные лексемы выступают ассоциатами эмоциональных состояний, которые детонируют в тексте некую ситуацию, каузативно и интенционально соотносящую эмоционально-философский концепт «пространство» с тем или иным персонажем в том или ином контексте, часто это исторические личности и географические имена, контаминирующие синергию временно-пространственных смыслов.
3. Пространство в текстах представлено такими разнообразными элементами знания и эксплицировано многочисленными лексико-грамматическими средствами, что выделить какой-либо ярус (например, со временем – это, безусловно, уровень лексический) наиболее маркированным отдельно не представляется возможным.
4. Безмерность, необузданность, мощь поэтического языка Марины Цветаевой проявились и в выражении пространственных типов значений. Мир, пространство поэта – то необъятное и широкое, то узкое и замкнутое, то безмерное, безграничное, то категориально предельное. Такая феноменальная пространственная картина в поэтике автора обусловлена как языковой ее стихией, так и непосредственно с ее широкими реальными пространственными ощущениями: Марина Цветаева всю свою короткую жизнь в пути, она в совершенно разных городах и странах, которые позволили ей оценить и ощутить расстояние как некое «шестое чувство».