Время красного дракона
Шрифт:
— Лаврентий, мне не нужен двойник, которого никто не признал за товарища Сталина. Ликвидируй его, выведи в коридор и шлепни.
Берия схватил Сталина за шиворот, поволок к дверям. Он сопротивлялся, сипел, потеряв от ужаса голос.
— Ты что, Лаврентий, с ума сошел? Иоселиани шутит! Я — товарищ Сталин!
У Жданова глаза блеснули хищно.
— Я тебя расстреляю, Лаврентий! — сипел Сталин, упав от пинка коленом под зад.
— Ты нам надоел, Иоселиани! — рявкнул Берия.
— Я товарищ Сталин! Вячеслав! Клим. Что вы рты разинули?
Двойник Иоселиани, которого все приняли за Кобу, достал из кармана
— Товарищ Сталин — он, а не я! Спектакль окончен. Где бурные аплодисменты?
Настоящий Иосиф Виссарионович ударил Берию по щеке:
— Мерзавец! Товарища Сталина не может отличить от двойника.
Лаврентий Павлович захохотал нарочито, а колени подрагивали.
— Идиот! — сунул Сталин браунинг в карман френча.
Через час двойника-актера привезли в Лефортовскую тюрьму и прикончили выстрелом в затылок. Чтобы в другой раз был скромнее, не импровизировал. После этого случая Иосиф Виссарионович Сталин с двойниками своими не встречался. И через каждые два-три года их расстреливали, не выпустив иногда ни разу даже на трибуну мавзолея.
Цветь тридцать четвертая
Мартышка-Лещинская лежала в клинике, залечивая сифилис. Шмель приходил к доктору Функу каждую неделю и уверял:
— Я тоже заразен, у меня все признаки — слабость, потливость, прыщи.
— Как ни странно, вы здоровы, — успокаивал его доктор.
— Почему же я заразил Олимпову?
— В практике такое, хотя и редко, наблюдается.
— Проверьте, пожалуйста, еще раз Жулешкову. Я с ней сожительствовал в те же дни, что и с этой Мартышкой-сифилитичкой.
— Мы проверили. Жулешкова здорова.
— У меня страх, доктор.
— Это естественно.
— Но я от страха утратил мужские способности.
— Не волнуйтесь, со временем все восстановится. И главное — с женщиной надо не сожительствовать, женщину надо любить.
И Шмель вскоре нашел объект для любви. Однажды к нему пришла Вера Телегина. Она принесла ему золотые динары, которые отдал ей Гераська. А продавать золотые монеты она боялась, за это могли арестовать.
— Помогите, ради бога, у меня нет денег, Аркадий в тюрьме, в Челябинске, мне надо ехать к нему.
— Хорошо, я дам вам пятьсот рублей, — ответил Шмель, замышляя таким образом заполучить просительницу в ложе любви.
— Просто так я денег не возьму, — горюнилась Верочка.
— Какие пустяки! Аркадий Иванович был моим учителем, покровителем. Он много делал мне добра. Так что берите деньги без какого-либо смущения. Со временем я добавлю еще. Буду помогать вам регулярно. У вас же на воспитании девочка, дочка Фроси Меркульевой. Как все это печально!
— Простите, я не знаю, как вас по имени-отчеству?
— Называй меня просто: Миша или Михаил Моисеевич.
— Михаил Моисеевич, у меня есть золотые монеты. Вы не могли бы помочь мне — продать их?
— Это интересно, покажите монеточки. Они с вами?
— Да, пожалуйста, посмотрите.
Вера Телегина подала Шмелю динары, украденные у него Гераськой. Хитрый Шмель утратил на некоторое время дар красноречия. Неужели оловянную сковородку со вплавленными в нее динарами похитил Порошин? Конечно, он! Кто еще мог отдать монеты Верочке? Но на всякий случай спросил:
— А где вы, Верочка,
— Мне их подарил мальчишка, родственник.
— Как его зовут?
— Гераська.
— Это тот, которого арестовали в банде у Чертова пальца?
— Тот самый. Он тоже в тюрьме, в Челябинске.
— Должен вас огорчить, Верочка. Монеты эти краденые, они — в розыске. Хотя можно их переплавить, продать какому-нибудь зубному врачу. Но в наше время это ведь очень рисково. И за них много не дадут. Уйдут почти задарма. Еще лучше — пойти и сдать их в милицию. Или выбросить.
— Выбросьте их, — согласилась Вера.
— Хорошо, я сегодня же их брошу в пруд. Пойдемте вместе вечерком, чтобы на ваших глазах. А то ведь мысли могут возникнуть разные, подозрения.
— Что вы, Михаил Моисеевич, говорите? Я вам верю.
Верочка Телегина не была настолько глупой, чтобы поверить, будто Шмель и вправду выкинет монеты в пруд. Но ей было стыдно, что она принесла золото, где-то украденное. Сомневаться в этом не приходилось. Гераська был способен на воровство. Верочка Шмелю нравилась, и он ощутил желание быть с ней всегда. Разве можно было ее сравнить с Олимповой или Жулешковой, не говоря уж об уродице, Мартышке-Лещинской? Верочка выигрывала не только обаянием, но и юностью, чистотой. Она излучала ту редкую одухотворенность и непосредственность, которые встречаются, может быть, один раз в жизни.
— Наконец-то я встретил такую, на которой можно жениться. Не любовную связь завести, а именно жениться, построить семейный очаг, — искренне думал Шмель.
Верочка Телегина взяла у Шмеля пятьсот рублей.
— Я верну вам деньги, будем считать, что вы мне дали их взаймы, в долг, — сказала она уходя.
Мордехай долго любовался динарами — и принесенными Верочкой, и найденными в мусорной яме возле мавзолея нищего Ленина. Справедливость восторжествовала. Шмель не был жадным, скупым, никогда не дрожал над золотом и деньгами. Выиграв десять тысяч на облигацию, он отдал пять тысяч рублей Олимповой, а пять — Жулешковой. Не оскудеет рука дающего! За активное участие в поимке Эсера ему выплатили в НКВД большую премию: тысячу рублей! И накопления имелись приличные на сберкнижке. И все-таки в бумажные деньги нет веры. Золотые монеты — надежнее. Но где их прятать, хранить? Если оторвать плинтус, укрыть золото там? Вроде бы умно. Но так делают, скорее всего, многие. А в случае пожара богатство можно потерять. Можно было высверлить отверстие в стене, замуровать клад. Но во время обысков работники НКВД простукивают стены, обнаруживают упрятки. И не достанешь монету в любое время, когда подвернется случай продать с выгодой. Зашить в пояс, как это делают узбеки? Нет, риск слишком велик. Любой грабитель может оглушить, обшарить.
Шмель решил оторвать каблуки у своих ботинок, вырезать в них изнутри полости, спрятать золотые динары таким наихитрым способом. Главное — богатство всегда при себе, ты на нем как бы стоишь, возвышаешься. А люди ничего не подозревают, не ведают о твоем источнике уверенности. Гениально!
На богатство Шмель был везуч. Вернулись к нему и те пять тысяч рублей, которые он отдал Жулешковой. Шмель заходил к Верочке Телегиной почти каждый день, приносил то печенье, то конфеты и манную крупу для Дуняши, а иногда и дорогие продукты — копченности, сливочное масло, колбасу.