Время созидать
Шрифт:
– Хватит. Это – сказки.
Арон хотел возразить, но вдруг тяжелая ладонь легла на плечо.
– Почем тебе знать, моя госпожа?..
Рядом упала вязанка хвороста.
– На мальчишке все заживает как на собаке, – весело пророкотал голос Саадара сверху, с высоты огромного роста. – Смотри-ка, и не видно, что били!
– Зачем ты дразнишь его этими историями?.. – Мама резко встала, задев головой низкую ветку. – Когда знаешь…
– Что? Что он станет монахом?
Арон только глазами хлопал, глядя на то, как они спорят. Саадар совершенно не боялся маминого гнева.
– Я
Потом с улыбкой поднял грифельную дощечку и подал ее Арону.
– Заканчивайте урок.
И Саадар, усмехнувшись, сел у костра с двумя прямыми длинными палками и стал обстругивать их ножом. И Арон смотрел, как он спокойно делает это, напевая какую-то песенку, и в груди что-то странно зашевелилось, как будто бы он с Людо, только Людо теперь старше и может рассказать сто тысяч разных историй.
8
– Расскажи про Рутен, а?
Они остановились на привал у небольшого ручья, и Саадар показывал Арону, как свежевать кролика. Зверюга была тощая, не нагулявшая жиру к зиме, но Арон раздувался от гордости: его первая настоящая добыча.
– Вот так его держишь, кожа у них тонкая, видишь? И режешь вот тут, на хребте.
Он взялся за нож, надрезал шкурку. И наткнулся на Аронов взгляд, любопытный и выжидающий. Видно, вопрос свой мальчишка выдерживал в себе долго, долго думал, как бы с ним подступиться.
– Саадар?..
Сколько раз его спрашивали о войне безусые мальчишки, едва поступившие на службу великой Адрийской Республике! Спрашивали, глядя с уважением на шрамы, на до блеска начищенные мушкет и шпагу, на знаки отличия – желтые нашивки на рукаве. И сам он когда-то задавал тот же вопрос, а ему отвечали – увидишь, погоди.
Увидел. И рассказывать стало нечего – разве о таком можно рассказать?..
Он закончил сдирать шкуру, стал показывать, как аккуратно, чтобы не задеть желчный пузырь, избавиться от потрохов. Арон все ждал.
– Да что рассказывать? Война – это война, – ответил, не глядя на мальчишку. – Думаешь, красоты в ней много? Ну, если и есть какая, то я такой не видал. Все больше траншеи да грязищу. Знаешь, какая в Рутене погодка? Одни дожди, чтоб их пополам – никакие тебе колдунишки не помогут. Окопаешься вокруг крепости, ждешь, когда говнюки сдадутся. Жрать нечего. Фураж вовремя не подвозят, еды никакой. Оттого шастаешь по окрестностям, чего пожрать ищешь. А местные и так уже все отдали. Поля все перекопаны. Сами с голодухи пухнут. Ну, бывало, и конину ели, и… – Саадар махнул рукой. – Не платили, бывало, и по полгода, и по году. Нищие в столице лучше одеваются, чем мы тогда. Что, на ваших уроках о таком не рассказывали? Небось о победах только талдычат. Во славу Республики и народа ее!..
Какая была слава в том, чтобы грабить и убивать, жечь города и деревни и снова убивать?..
Арон как-то сник, ничего не ответил.
– Мне повезло, – заключил Саадар. – А отряд весь мой так под Тар-Эмисом и кормит червей. Да дело прошлое. Только вот ты меньше слушай, как другие похваляются. И
Арон молча кивнул, что-то обдумывая.
Вот же – хотел бы и позабыть те дни в шестнадцатом пехотном, а любопытный мальчишка взбередил душу своими вопросами да глазищами, голодными что до еды, что до историй. Вспомнилось отчего-то, как новобранцев натаскивал: маршировать в строю, из мушкетов стрелять. Они, эти мальчишки, едва ли сильно старше Арона были и настоящего оружия никогда не видали – куда им, в их лесных деревушках! Все их оружие – вилы да мотыга.
«Когда-нибудь все войны отгремят»…
На том они тогда и закончили разговор. Арон оказался смекалистым малым – не лез больше с расспросами, но учился драться на палках и готовить на костре, свежевать добычу и управляться с ножом не в пример старательнее, чем книжной премудрости. Ершистый, упертый как баран – весь в мать. Саадар этому только улыбался: ему неожиданно понравилось возиться с мальчишкой. Госпожа Элберт как будто не возражала против их занятий, хоть и скупилась на похвалу, а все же иногда как улыбнется сыну, так Саадару и кажется, будто эта улыбка – и для него тоже.
Но в дороге они с госпожой Элберт разговаривали мало. Да разве поговоришь в пути? Шагай да шагай себе, не зевай. Можно еще песню запеть – походную, веселую – чтобы улыбнулись солдаты его маленького отряда.
Саадар шагал ходко, привычно – сколько лет в пехоте служил! – но понимал, что остальные за ним не поспевают. Поэтому ждал – терпеливо. Да и куда торопиться – все равно дойдут до Оррими рано или поздно. Да там и расстанутся.
Если они правильно рассчитали, то пути им осталось ровно половина. Хотели добраться до Оррими за два пятидневья, но по всему выходило, что не дойдут и за три, если не найдут какую-нибудь повозку.
Дорога на Оррими огибала широкий край болот в низовьях Рэо и вела на север, к диким пустошам, где кочуют только таборы зингаро. Жилье попадалось редко, от одной фермы до другой иногда приходилось целый день идти.
Под вечер на восьмой день пути впереди показался небольшой дом под крутой соломенной крышей, с многочисленными амбарами и сараями, лепившимися вокруг.
Последние мили до него всем дались трудно, но госпоже Элберт – особенно.
– Э-э, так не пойдет, – ворчливо сказал Саадар глядя на то, как она хромает – все сильнее день ото дня. – Ты так не то что до Оррими не дойдешь, а до ближайшей деревни не доковыляешь. Ну-ка, обопрись. Во-он дом стоит… Пустят, можа.
Тильда вздохнула и повиновалась, и Саадар нутром почуял, что такое вот нежелание спорить добром не кончится.
Хороша же их компания, подумал он, оглядываясь на Арона. Грязные и усталые – кто таких пустит? Настоящие бродяги по виду, да еще и с оружием.
Но в Старой Адрии сильны законы гостеприимства, а еще сильнее – блеск монеток.
Хозяйка фермы – женщина в летах, но крепкая, жилистая, загорелая чуть не до черноты, радушно приняла гостей и даже оставила ночевать в доме. Правда, за это Саадар пообещал ей помочь починить крышу.