Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
Юрий Ингоревич дернул щекой, нахмурился, но согласно кивнул.
– Так и порешим. Ступайте.
Толмач перевел. Монгольская чародейка опять плюнула через плечо, крутнулась кругом и заковыляла к выходу. Остальные посольские последовали за ней.
После того как степняки ушли, в палате воцарилось тяжелое молчание. Нарушил его князь Юрий.
– Такие вот дела, господа рязанская. Что делать будем?
– Биться с погаными! – снова вскочил с места Олег Красный. – Умрем за землю свою!
– Умереть – дело нехитрое, – поднялся с места брат великого князя Роман Коломенский. – Да кому от того легче станет? Грады, села и веси пожгут, добро
Князь Роман замолк и сел на место. Опять раздался недовольный гул. Снова гудели молодые князья и княжичи. Умудренные же жизненным опытом думные бояре, церковники, да и воеводы из тех, что постарше, со словами не торопились: резон в речах коломенского князя вроде бы имелся.
Тут вскочил на ноги пронский князь Кир Михайлович, сын князя Михаила, злодейски убитого в Исадах вместе с отцом Ратьши. Двадцать три года исполнилось ему. Был князь черняв, как и все гнездо пронских князей. Ратьша, приходившийся ему троюродным братом, выбивался из этого ряда, пойдя мастью в мать-мерянку. Резок в речах Кир, горяч. Вот и сейчас, заалев темным румянцем, рубя воздух правой рукой, заговорил. Резко, зло.
– Не срамно ли нам будет, славным князьям рязанским, пронским да муромским, склоняться перед погаными, даже копья не преломив?! Князь Роман говорит: пустить их через земли наши, пусть убивают, грабят, насилуют в других землях русских! Да как же мы после того в глаза своим родичам смотреть будем? Ведь иудами нас назовут и правы будут! Драться надо! Выставлять войско на засечной линии и драться до последнего воя! Ежели и сгинем все, то каждый по три, а то и по пять ворогов с собой в могилу заберет! Легче будет другим русским дружинам! А может, и отобьемся.
Засеки наши в порядке содержатся, непросто сквозь них продраться. А ежели еще и воинами их укрепить, могут и пообломать татары об них зубы. Отступят. Наверное, попробуют ударить в другом месте. Может, по Владимиру аль Чернигову, Переяславлю аль Киеву. Но то уж будет забота тамошних хоробров, ну а мы им поможем в меру сил. Драться надо, господа рязанская! Драться! – потряс Кир Михайлович кулаком.
Опять одобрительный гул и крики. На сей раз к ним присоединились и многие из думских бояр и воевод. Гул не утихал: собравшиеся спорили, ругались даже, но большинству слова пронского князя пришлись по душе.
Опираясь на посох, встал со своего места епископ Евфросий. Увидев, что глава церкви хочет говорить, собрание помалу затихло: отец церкви снискал себе уважение у всех за мудрость, доброту и справедливость.
– Можно, конечно, попробовать договориться с татарами, – не очень громко начал он. – Можно покориться, по слову их и воинов своих дать, и заложников, и еду, и скот. Но кто знает, ведь потом они могут и детей наших потребовать, и жен себе на утеху. Веру свою поганую
Опять в палате поднялся гул голосов. Теперь в нем слышалась угроза, ничего хорошего не сулящая находникам.
Встал набольший воевода Коловрат, прося слова. Воеводу тоже уважали, а кое-кто и побаивался, потому шум быстро затих.
– Я вот о чем хочу сказать, господа рязанская, – гулко произнес воевода. – Ну замиримся мы с татарами. Что дальше? Кто сказал, что слово свое они сдержат? Сколько раз они врагов своих так вот обманывали? Вспомните, что на Калке было с киевлянами. Тож пообещали они их, коли сдадутся, живыми восвояси отпустить. Ан всех побили, а князей раздавили, под доски положив и пировать на них усевшись! – Последние слова Коловрат уже выкрикнул. Чуть помолчал, успокаивая себя. Продолжил: – Пустим их без боя за засечную черту, откроем ворота градов наших, тут-то они и покажут себя. Так покажут, что кровушкой умоемся с ног до головы! А ежели и не будут людей резать и жен насиловать, хоть вряд ли такое может стать, так сожрут, как саранча, все, что смердами запасено. Вон их сколько к границе подошло. Да коней сколько с ними. Да прочего скота! Перемрем с голодухи зимой. Так что нельзя их пускать в земли наши!
Коловрат снова примолк, а потом заговорил уже спокойно:
– Но послов к ним отправить надобно. С тем, кого они с вестью к Батыге отправят. И на дары не скупиться. Чтобы уговорили, уластили хана. Чтобы не пошел он сразу земли наши воевать. Самим тем временем всех воев, что уже собрали, отправить на черту засечную в помощь тем, кто там уже сидит. Расставить их так, как обычно при великих степных набегах расставляем, чтобы держали границу княжества, коль все же пойдут на нас татары. Нам тем временем исполчать всех, кто к бою способен. Этих держать одним кулаком и вдарить туда, где у татар прорыв наметится. Но главное, тянуть время на переговорах. Ждать обещанной помощи от князя владимирского. А еще к Михаилу Черниговскому за ней послать. К нему я могу поехать, родичи все же. Коль рати всех трех княжеств вместе соберем, отобьемся от ворога. Вот так вот мыслю, господа рязанская.
После Коловрата взял слово Юрий Давидович, князь муромский. Этот тоже был молод, весен двадцать пять. Точно сколько ему исполнилось, Ратьша не знал. Ровесник ему примерно. Этот, несмотря на молодость, отличался рассудительностью и независимостью. Ну, про независимость понятно: Муромское княжество всегда было наособицу: когда склонялось ко Владимиру, когда – к Рязани, а когда и вовсе считало себя княжеством самостоятельным, и князь его титуловался великим. Ноне Муром тяготел к Рязани: Юрий Муромский породнился год назад с великим князем Рязанским через женитьбу на дочке его, шестнадцатилетней красавице Марфе. Потому и явился в Рязань с ближней дружиной и сыновцом Олегом по первому зову тестя.
Говорил Юрий Муромский недолго. Спокойно, не горячась, он тоже высказался за то, чтобы дать отпор наглым пришельцам. И для того пообещал выставить всех гридней князей муромских и бояр с их детскими.
Потом говорили княжичи, племянники, думные бояре, воеводы. Никто из них не поддержал князя Романа с его предложением покориться татарам. Если таковые в собрании и имелись, то они благоразумно промолчали.
Выслушав всех, кто пожелал высказаться, поднялся со стола Юрий Ингоревич. Шум в палате затих. Все приготовились услышать княжье решение.