Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
По толпе прошел ропот. Кто-то что-то крикнул. Что, Ратьша не разобрал. Ропот усиливался, переходя в тревожный гневный гул.
– Тихо! – раскатился княжеский рык.
Умел Юрий Ингоревич подчинять себе людей. И голос у него оставался хорош, несмотря на появившуюся в последние годы худосочность. Народ попритих, обратив все внимание на великого князя. Юрий обвел площадь тяжелым взглядом, окончательно восстанавливая порядок. Потом веско сказал:
– Исполчаются силы рязанские, пронские и муромские для достойной встречи злого ворога. Да вы сами видите стан у Черного оврага. Да еще у засечной черты силы собираются. Князь владимирский помощь нам посылает. В Чернигов мною гонцы посланы. – Князь замолчал, переводя дыхание, и снова зарокотал: – Попробуем и замириться с погаными. Сами знаете: худой мир
Опять умолк великий князь. Заговорил снова. Без крика. Но на мертво затихшей площади слышно было каждое слово.
– Страшные времена грядут, люди. Надо встретить грозу всем миром. Крепите дух свой и тело свое! Вооружайтесь! Сбирайтесь в полки! Отобьемся от ворога, Бог даст!
Глава 11
Вторую половину дня до самой ночи шли сборы посольского обоза. Делалось все в спешке, ибо монгол, который отправлялся обратно в татарский стан, заявил, что ждать никого не будет и с утра пораньше собирается в путь. Успели. Еще до света пять телег, загруженных дарами, стояли на площади великокняжеского подворья. Здесь же собралась сотня гридней, наряженная для сопровождения посольства, и Ратьшина полусотня степной стражи: Ратислав возвращался на засечную черту. Великий князь вчера велел ему ехать вместе с посольскими. Мол, заодно проводишь послов до границы. Лишней охраны не бывает. Тем более что ценностей в телегах много, для лихих людей великий соблазн.
Ратьша с Первушей поднялись, когда утро даже еще не брезжило. Быстро умылись, поели, вышли во двор. За ночь основательно подморозило. Плахи мостовой, крыши, бревна частокола покрывал густой иней. Погода стояла ясная. Начинающая блекнуть на фоне светлеющего неба убывающая луна спускалась за городскую стену. Уже оседланные кони стояли у коновязи, хрупая овсом из привязанных к мордам торб. Ратислав подошел к своему Буяну, проверил подпруги, потрепал жеребца по гриве. Тот мотнул головой в его сторону, ласкаясь.
На крыльце появился князь Федор в окружении кучки женщин: молодой супруги Евпраксии, матери Анны Всеволодовны, бабки великой княгини Агриппины Ростиславовны и трех младших сестер. Женщины всхлипывали, Евпраксия с рыданиями то и дело висла у мужа на шее. Тот ласково, но решительно избавлялся от объятий, но миг спустя снова вынужден был успокаивать прильнувшую к нему гречанку. Тут же крутился и его младший брат, двенадцатилетний княжич Андрей, с завистью поглядывавший на облаченного в парадный доспех Федора. Так, облепленный женщинами, он спустился к коновязи, взмахом руки поприветствовал Ратислава. Чувствовалось, что князю неудобно перед Ратьшей и гриднями за такие вот проводы, но поделать он ничего не мог. К счастью, вскоре на крыльце появился великий князь. Спустившись на мостовую двора, он вызволил сына из женских объятий и, приобняв его за плечи, подвел к Ратьше. Видимо, последние напутствия он решил дать ему в присутствии воеводы степной стражи. Да и самому Ратиславу, наверное, хотел что-то сказать. Так и оказалось.
– Тебе вначале скажу, Ратьша, – начал Юрий Ингоревич. – Проводишь со своими воями княжича до самых татарских дозоров, что вокруг их стана. Дальше не суйся, только убедись,
– У меня же Осалук по-татарски немного разумеет, – хлопнул себя по лбу Ратислав.
– Славно. Отдай его Федору.
– Хорошо, княже.
– Как заедет Федор в стан, далеко не уходи, – продолжал великий князь. – И людей под рукой держи как можно больше: вдруг с боем посольству нашему из татар пробиваться придется. Поможешь вырваться. Но с этим осторожно, чтоб не подумали татары, что зло какое против них умышляешь. Ну да не мне тебя учить.
– Понял, княже, – кивнул Ратислав.
Обернулся к Федору, сказал:
– Балку у Онузлы помнишь? На правом берегу речки на пару верст ниже по течению. Ивняком заросла. Уток с тобой еще там били. Помнишь?
Федор кивнул.
– Там ждать тебя будем. Укрыться есть где.
– Ладно, – еще раз кивнул Федор.
Князь Юрий повернулся к сыну.
– Теперь с тобой. Вечор между нами много чего было переговорено. Как себя у татар вести, что говорить, о чем молчать. Еще раз повторю: дядю своего князя Романа к Батыю не бери, когда тот к себе призовет. Нет лада меж нами. Да и тебе не простит он того, что на великий стол вместо него сядешь. Может Роман какую-нибудь подлость сделать. Сказать, чего не надобно, или сделать. Умен брат и хитер. Вон как повернул все, когда послом его к татарам назначил, тебя с собой вынудил отправить. И ведь так сказал, что не откажешь.
Юрий замолчал, зажав в пятерне бороду и сокрушенно качая головой.
– Понял я, батюшка, – подал голос Федор. – Все сделаю, как велишь.
– Постарайся, сыне, – вздохнув, ответил великий князь. – Но помни: две недели тебе там быть, не боле. К тому времени, чаю, владимирцы подойдут и княжества наши полностью исполчатся. Воевать не начнем, пока ты не вернешься, но до татар могут слухи дойти, что помощь к нам пришла и замиряться мы не хотим. И вот тут сделать они с вами могут все что угодно. Потому повторю: две недели в татарском стане, не боле. Потом под любым предлогом уезжайте. Не получится добром, пробивайтесь с боем. Хорошо бы вам с Ратьшей перед тем снестись, если получится, чтоб тот к встрече подготовился. Ну а ежели не получится, ты, Ратислав, будь готов к тому, что Федор с посольством прорываться будет, каждую ночь, как только две недели их пребывания в татарском стане истекут. Почему ночь? Потому как ночью, думаю, прорываться будет способнее.
Ратислав согласно кивнул.
– Сделаю, княже.
– Вот и ладно, – вздохнул Юрий Ингоревич.
В ворота княжьего подворья влетел всадник. Осадил коня вблизи Ратислава и князя с Федором, спрыгнул с седла, в два прыжка подскочил к Юрию Ингоревичу, возбужденно выдохнул:
– Татарин в дорогу отправляется, княже. В седла уж сели. Как бы вперед не уехал.
Князь недобро усмехнулся, глянул на Ратислава, сказал:
– Далеко не уедут. Так, воевода?
– Догоним, придержим, – отозвался Ратьша. – Никуда не денутся. Да и сами, должно, не блаженные, поопасаются по чужой земле в малой силе ехать. Сколько людей-то с ним?
– Так десяток всего, – ответил гридень.
– Вот и я о том. Дождутся.
– И все ж тянуть нельзя, – сказал князь Юрий. – Чего посла татарского злить. От него, может, много чего в стане у монголов зависеть будет. Сбирайтесь, прощайтесь. А брат Роман где? – огляделся он кругом. – Встал хоть? А то еще и его ждать!
– Нет, идет, – кивнул Ратислав на показавшегося из гостевых покоев коломенского князя, облаченного в полный доспех.
Романа сопровождали трое ближних людей. Это к той полусотне гридней, что он брал с собой в посольство. Даже не глянув на брата с племянником, коломенский князь запрыгнул в седло своего скакуна и разобрал поданные служкой поводья. Потом запахнул на груди налатник из волчьей шкуры и, махнув своим уже сидящим в седлах гридням, тронул коня на выезд к воротам. Князь Юрий проводил его тяжелым взглядом, потер тыльной стороной ладони лоб, приобнял Ратьшу и Федора, молвил негромко: