Время жнецов
Шрифт:
На краю дивана расположился, теперь совершенно узнаваемый, человек, никакой парик и грим не смогли скрыть его истинного лица.
— Господин Глеб Валерьянович Ефремов? — приложив руку к фуражке, спросил Лавр Феликсович.
— Да, милейший, чего желаете? Я ещё ничего не просил, — вопросом на вопрос ответил субъект.
Сушко впервые услышал голос человека, которого много раз пытался задержать. Отбросив сантименты, Лавр Феликсович присел на противоположный диван, держа в левой руке трость, а потом жёстко произнёс:
— Лех Казимирович Туск, он же Адам Францевич Мазовецкий, он же Алекс Шнайдер, а попросту Лешко Бес или Цветочник, ваш путь закончен и ваш поезд никуда не пойдёт. На выход! И без глупостей.
Глаза Беса стали узкими, словно лезвие бритвы, а потом распахнулись, выплеснув на Сушко всю ненависть, презрение и злобу, кипевшие внутри. Рот убийцы скривился в волчьем
— Падло легавое…
В следующее мгновение преступник, отвлекая внимание сыскного, левой ногой пнул дверь купе по замку и она задвинулась, как крышка мышеловки или створки капкана. Но взгляд Сушко не последовал за этим движением Беса. Тут правая рука убийцы вспорхнула, блеснув лезвием бритвы, которое устремилось к шее Сушко. Лавр Феликсович чуть отклонился назад и принял, падающую на него, кисть убийцы на ручку трости, снабжённую декоративными металлическими накладками. Хрустнули кости ломающегося лучезапястного сустава Беса, и бритва серебристой рыбкой скользнула на пол. От боли лицо убийцы побледнело, на лбу выступил пот, а из глотки вырвалось хриплое:
— Умри, дьявол…
Из левого рукава Беса появился длинный нож, а через несколько мгновений, левая кисть уже держала его боковым хватом. И смертоносное железо, описав дугу, понеслось в правый бок сыскного. Лавр Феликсович, уходя от смертельного удара в печень, рефлекторно отклонился назад и вправо. Клинок вспорол воздух у самого бока полицейского. Ударом предплечья по вооруженной кисти Беса, Сушко сбил направление летящей смерти, но нож не выпал из руки убийцы. Только лезвие теперь смотрело в сторону его груди. И тогда Сушко всем телом навалился на руку с ножом, и тот, как сквозь масло, зашёл под правую мышку Беса, который теперь оказался прижатым к спинке купейного дивана, и потому был совершенно беспомощен — кисть безвольно разжалась и освободила рукоятку ножа. Только сейчас Сушко стал соображать трезво и взвешенно: боевой дух, наконец, отпустил его. Одиннадцать послевоенных лет не прошли впустую — офицер-разведчик генерала Скобелева не растерял военной хватки, отработанной сотней боевых схваток и боёв в ограниченных пространствах. В экстремальных условиях боя Сушко становился подобен заводной механической кукле: он автоматически отражал удары и сам их наносил, лишь после окончания сражения оценивал урон среди своих и потери врага.
Коридор вагона разорвали призывные трели свистка и дверь распахнулась, на пороге стоял Клим Каретников, бледный, но с горящими глазами, левой рукой он зажимал рану на правом плече:
— Раскусил гад. Пырнул ножом и втолкнул в соседнее купе, — от боли скрипя зубами, бросил Клим.
Перед Сушко встал неравнозначный выбор, кого спасать первым — Беса или своего подчинённого, и он выбрал второго. Рванув подол его нательной рубахи, Лавр Феликсович помог Каретникову перевязаться. Потом, подняв с пола бритву, разрезал одежду на Бесе и осмотрел рану, не вынимая ножа. Возможно, рана и не была смертельно проникающей, но кровотечение оказалось обильным, и всё усиливалось. Теперь Сушко использовал и свою рубаху, и рубаху Беса. Перевязка не давала желаемого результата. И Сушко вспомнил недавнее напутствие Вяземского, связанное с заболеванием крови у преступника. Глаза убийцы остекленели, а губы посинели, дыхание становилось редким и хриплым. Кровь уходила из Беса, а вместе с ней и жизнь. Коридор вагона уже полнился полицескими, даже доктор появился и, осмотрев Беса, обеспокоенно покачал головой.
— Я, конечно, попытаюсь остановить кровотечение… Но нужна транспортировка в больницу, здесь мои возможности крайне ограничены. Однако, в таком состоянии пациент нетранспортабелен. Любое неловкое движение тела может сделать кровотечение профузным. Я остаюсь в купе один и буду пытаться спасти пациента. Лишние обязаны покинуть купе, — речь доктора всё ещё была полна решимости бороться за жизнь пациента до самого конца.
Сушко покинул купе, оставаясь за его дверью. Каретникова уже увезли в больницу, и Лавр Феликсович надеялся, что с Климом всё будет хорошо. Бес прожил ещё пять минут. Он умер обливаясь и захлёбываясь собственной кровью, как и все его жертвы.
***
Исход задержания не обрадовал Путилина, но жизнь своих агентов для него оставалась ценнее. В любом случае, дело Леха Туска было завершено в отведённый высоким начальством срок. И в полдень Иван Дмитриевич отправился на доклад в Департамент — на ковёр к Дурново. Пётр Николаевич откровенно недолюбливал Путилина: завидовал его славе и известности, несомненному таланту сыщика и руководителя Сыскной, тем более, что многие известные особы и высокопоставленные персоны весьма
Путилин подробно и обстоятельно доложил о деле Леха Казимировича Туска, и всех делах, сопровождающих эту историю. В дополнении слов, Путилин предоставил содержательную служебную записку. Но Дурново скептическим тоном прервал доклад Путилина:
— Иван Дмитриевич, вы считаете нормальным подвергать граждан столицы недельному прессингу страха быть убитыми сумасшедшим варшавяком, — Дурново испытывал душевное и физическое удовольствие от выволочки столичной знаменитости. — Сколько штатских погибло за эту неделю? Европа смотрит на нас и откровенно смеётся над русской неповоротливостью и ленью. Я всегда хлопочу за вас и, как никто, радею полицейской службе. А что я вижу от вас? Как вы оправдываете моё доверие и радение? Раньше не было никакой Сыскной, и преступлений было меньше, да и раскрывались они быстрее. Крови было меньше. Меньше было уличного кровопролития…
Оставаясь непроницаемо спокойным, Путилин в течение 10 минут выслушивал недовольно-обличительную речь Дурново. Суть которой заключалась в посыле: «ну чего тебе стоит — поклонись, приклонись, начни оправдываться и лебезить, начни унижаться, ведь ты говоришь с самым великим человеком Департамента полиции». Дождавшись конца затянувшейся тирады Петра Николаевича, Путилин ответил:
— Ваше превосходительство, Сыскная надёжно исполняет свои функции, но не может и не должна заменять собой все остальные полицейские службы. Петербурга. С 1866 года Сыскная призвана осуществлять сугубо уголовный сыск, особенно при тяжких и особо тяжких преступлениях, а сысков остаётся ещё четыре. Опыт последней операции показал, что для успешного задержания особо опасного преступника необходимы совместные действия многих полицейских структур. Без проволочек, бумажной волокиты и бюрократии. Да, за двадцать с лишним лет существования Сыскной преступность увеличилась в десять раз. За это же время увеличилось и население столицы, но процессы движения людских масс никто не контролирует, растёт число беспаспортных и неучётных. В Петербурге свили змеиное гнездо террористы, бомбисты, революционеры, которым рост преступности только на руку. И самое главное, все они имеют к ней непосредственное отношение. Но такой сыск — прямая обязанность жандармов. Я уже давно обращаюсь к вам устно и письменно о нехватке сыскных кадров в нашей полиции. Пока мы не решим эту проблему, будем тормозить с охватом наблюдением контингента обычных и криминальных районов столицы. Одиннадцать сыскных агентов на весь Петербург, не только маловато, а совсем недостаточно будет. И главный момент здесь — низкий уровень жалования. А ведь люди мои каждый раз на смерть идут, получают ранения и не все потом выживают, не все в строй возвращаются. А не будет достойных кадров, не будет и достойной службы. Проекты специальных полицейских школ существуют давно, но воз и ныне там.
Являясь чиновником IV класса, Путилин сам был достоин обращения «ваше превосходительство», но Пётр Николаевич никогда так его не называл. Дурново сразу установил границу главенства и подчинённости, и в этой системе видел Путилина подчинённым, а не коллегой. Пётр Николаевич никак не мог простить Путилину простого происхождения — не дворянин, а туда же, в тайные советники.
Беседы Дурново и Путилина никогда не были длинными, никогда не выходили за рамки службы. Встав из-за стола Пётр Николаевич дал понять, что аудиенция окончена. В два шага Путилин добрался до стола начальника и положил на него прошение на награждение сотрудников, особо отличившихся в деле Леха Туска и связанных с ним операциях Сыскной.
Честь имею, — попрощался с начальником Путилин и, повернувшись через левое плечо, спокойным шагом покинул кабинет Дурново.
На следующий день в «Петербургской газете», основанной политическим обозревателем И. А. Арсеньевым, вышла заметка под названием «Они всегда начеку»:
«Вчера силами жандармского управления на Николаевском вокзале проведена успешная операция по задержанию польского бомбиста Леха Туска, намеревавшегося взорвать поезд «Санкт-Петербург-Москва», в котором первым классом следовали важные политические персоны. Умелое руководство полицейскими нарядами помогло агентам управления нейтрализовать особо опасного преступника ещё до отправления поезда. Нужно отметить, что террорист оказал активное сопротивление, но подготовка и умение жандармов взяли верх. Теперь в Санкт-Петербурге одним революционером меньше. И это значит, что передвигаться по железной дороге стало безопасно».