Всадники Одина Цена человечности

Соколова Соня

– Но это я виновата, я, я! Моего отца вообще не было здесь, когда все произошло! Это я виновата! Ясно вам всем?! Ясно?!

– Так, мне уже надоело! Гадко, тащи траппера и приведи приговор в исполнение. За сим и закончим эту паскудную историю. А ты, девка, впредь запомнишь, как поднимать руку на вышестоящих!

Тана вспыхнула, покраснев до корней волос. Руки ее сжались в кулаки, она вытянулась всем телом, напоминая гончую в стойке.

– Да ты! Ты!..

Но толстяк предупреждающе вскинул руку.

– Еще одно слово, девка, и я прикажу перед каждым ударом обмакивать кнут в соленую воду.

– Приношу

свои извинения, – сквозь зубы выдохнула она. Видно, ей пришлось приложить массу усилий, чтобы остаться на месте.

Тем временем стражник спустился с помоста и грубо, тычками в спину сопроводил отца Таны наверх. Там его заставили снять рубаху и опуститься на колени. Ян закусил губу. Он не понаслышке был знаком с подобным наказанием и знал, что если бы Ольви оставили одежду, первые несколько ударов оказались не такими болезненными. Впрочем, все зависело от усердия экзекутора. А этот Гадко, детина с мерзотной рожей, вряд ли станет жалеть старика…

Кнут просвистел в воздухе первый раз. И звук этот пронесся в нависшей тишине раскатом грома. Тана вскрикнула. Ян не видел ее лица, потому как она стояла к нему спиной. Но понимал. Хорошо понимал. Знал, что она чувствует. Только ему тогда было в тысячу раз хуже. В тысячу раз больнее.

Перед глазами, вопреки желанию, встала сцена из далекого прошлого. Та, которую Яну больше всего на свете хотелось забыть. Забыть и никогда не вспоминать. Или отмотать время назад и признаться.

Потому что было больно. Больно вдвойне. И стыдно. Ведь это он виноват. Он. А били брата. Он чувствовал, ощущал спиной каждый взмах кнута, каждое его столкновение с кожей Йорга. Которая с каждым ударом все больше и больше превращалась в кровавые лохмотья. Маленькие, едва заметные металлические крючья на плетеной обманчиво мягкой коже кнута, на первый взгляд, безобидные. Крючья, смазанные мелоровым маслом. Таким нежным, смягчающим, если наносить его на неповрежденную кожу и таким едким, если оно попадало в рану даже случайно. Сорок ударов. Сорок. Каждый из которых превращал спину наказуемого в кровавое месиво. Каждый удар выдергивал кусочки плоти, совсем немного, совершенно не смертельно. Но...

Яна заставляли считать вслух. Отсчитывать каждый удар. И за каждую ошибку, попытку сократить количество взмахов, назначали еще два сверху. Йорг поначалу кричал, молил прекратить, а Ян все считал, давясь слезами. Потом брат затих, потерял сознание. И Яна настигло облегчение, что Йорг больше ничего не чувствует, что ему легче. Но это продолжалось недолго. Епископ Лукиан быстро «исправил» ситуацию, приказав палачу дать Йоргу вдохнуть стимулятора. И пытка продолжилась вновь. Йорг кричал, а Ян продолжал считать...

Двадцать один. Двадцать два. Двадцать три…

Тогда он не мог помочь. Он рвался. Рвался изо всех сил, но его держали старшие ребята из приюта. Те, кого приблизил к себе Пресвятейший Епископ, те, кому доставляла удовольствие чужая боль. Когда все закончилось, Йорга не сразу забрали в лазарет. По приказу Лукиана, «чтобы парень усвоил урок на будущее...», – как он тогда выразился. Двое суток Йорг провел в горячке, между жизнью и смертью. Двое суток Ян выхаживал его, помогая, чем мог, обрабатывал раны, пока Йорга не забрали

сестры в лазарет.

Ян до сих пор не мог простить себе произошедшего. Ведь... ведь если бы он тогда не струсил и во всем признался, то ничего бы этого не случилось. Брат бы не пострадал... А сейчас… Все повторялось вновь. Палач, кнут и беспомощный человек, который может уповать разве что на судьбу. Но... Кто ему эта девчонка? Какое ему дело до старика? Никакого. Они – никто. Незнакомцы. Но то, что творилось тут, на помосте, на его глазах, было ужасным. Отвратительным. Несправедливым.

Он не хотел снова смотреть на это. Не в этой жизни!

– Ян, стой, не надо! – прошипел Йорг, стискивая, словно клещами, его плечо. Он знал. Он понимал.

– Нет, – мотнул головой Ян. – Надо. Я больше... больше не буду считать...

И бросился вперед, к помосту, сквозь толпу.

Летшестнадцати-семнадцати[1] – если говорить о земном возрасте, то это лет четырнадцать с половиной. Времяисчисление в Галактике сильно отличается от земного. Если считать по часам, то галактический(стандартный) год короче земного. В земном году, примерно, 8760 часов, в стандартном – всего 8000.

Ракот[2] – галактическое название цмоков, которые, как и варны, ведут свое происхождение с Аттрэ, планеты-прародительницы лафиртов.

Вибронож[3] – вид холодного боевого оружия. Вибронож снабжен аккумулятором, который может быть заряжен как от электросети с помощью зарядного устройства, так и от солнечной энергии. Как понятно из названия, может вибрировать. Различные модели имеют разное количество режимов, вплоть до ультразвуковой резки. Может как оставлять аккуратные разрезы, так и разрывать ткани напрочь, проникая в самую глубь и приводя к ранениям, несовместимым с жизнью.

Вольницы[4] – Вольные Цитадели, крупные города-полисы, города-государства. Расположены по всей жилой части континента, в т.ч. и в Диадеме. Основное население составляют вольные торговцы, отсюда и название. Цитадели принимают к себе всех желающих, могущих принести пользу и процветание городу. Вне зависимости от принадлежности к какой-либо расе или народности. Все Цитадели суверенны. В каждой из них свои нравы и законодательство.

Недели полторы[5] – для местных неделя равна 9 дням. В месяце примерно 40 дней. В году 9 месяцев. В году 362 суток.

Княз[6] – искаженное «князь».

Унды[7] – один из подвидов асов. Существуют так же еще норды и альвы.

Примечания

Летшестнадцати-семнадцати[1] – если говорить о земном возрасте, то это лет четырнадцать с половиной. Времяисчисление в Галактике сильно отличается от земного. Если считать по часам, то галактический(стандартный) год короче земного. В земном году, примерно, 8760 часов, в стандартном – всего 8000.