Все дело в крови

Elen Gor

Павел провёл ладонью по лицу, словно пытаясь снять с себя дремоту, но лишь едва он прикрывал веки, перед глазами вновь и вновь вставало красивое лицо рыжей незнакомки, а мозг, раз за разом, прокручивал её гневные слова. О, как она была зла! Как напугана! И как прекрасна! Павел стоял рядом с ней, лицом к лицу, смотрел в эти почти чёрные глаза, на огненные волосы – он не любил коротких стрижек, но ей шло. Стоял так близко, что мог, наверное, сосчитать бледные веснушки на её носу и скулах.

Павел облокотился голой спиной о стену, но не унял поднимающегося изнутри жара. Желание выпить перерастало в почти необходимость, но парень лишь облизал пересохшие губы и мучительно закрыл глаза. Это было странное ощущение:

его трясло мелкой дрожью, бросало то в жар, то в холод. Он постоянно думал о рыжеволосой нахалке. Он тонул в её бездонных глазах, ему хотелось целовать её полные губы, обнимать тонкую талию и нежную девичью грудь. Ему хотелось, чтобы её пальцы ерошили его кудри, чтобы ногти впивались ему в шею. Павел так детально запомнил эту девушку! Он даже запомнил её кольцо: тонкая золотая змейка трижды обвивает палец и покоит голову на суставе…

Павел с ужасом вздрогнул, моментально вынырнув из сладких грёз: не это ли предсказывала ему прабабка четыре года назад?

Он вспомнил то пасмурное утро. Пятнадцатого июля это произошло, Павел точно запомнил дату. Тогда он вывел свою слепую прабабку в сад – подышать свежим воздухом. Он посадил её на скамейку, и та ни с того ни с сего вдруг решила погадать правнуку по руке.

Павел никогда не ссорился с прабабкой. Та была отвратительной старухой, сильно смахивающей на Веди. У неё был скверный нрав, и перечить ей означало весь день просидеть рядом, выслушивая нравоучения.

В то утро, да, в общем-то, и во все остальные дни, сидеть лишнее время со сварливой каргой у Гохмана не было никакого желания, и поэтому он покорно протянул левую ладонь. Старуха долго водила по ней сухими скрюченными пальцами и, наконец, начала предсказывать: «Снежные вершины смерть несут всем тем, кто тебе дорог. С ненавистными людьми жить будешь, одна из них, кою более других презираешь, помрёт через три луны. Учиться будешь. Мог быть друг, но навредишь ему сильно и врагами вечными останетесь. Одному тебе лучше, потому как встретишь её – волосы огонь, во взгляде молнии. Змея трижды палец обовьёт, желание станет безумием. От девы той твоя погибель».

Поначалу Павел не придал этим словам никакого значения. Он вспомнил о них лишь через полгода, когда его родители и старшая сестра погибли под лавиной в горах. Сам Павел переехал к бабушке, дедушке и прабабке – всех троих он ненавидел до мозга костей. Ровно через три полнолуния, день в день, умерла прабабка, та которую он презирал и ненавидел больше других. Затем он поступил в РМТА. Почти было подружился с Игорем Воронцовым, но затем чуть не расплавил ему руку и приобрёл смертного врага. И теперь после этих совпадений глупо было не верить последнему: «...волосы огонь, во взгляде молнии. Змея трижды палец обовьёт, желание станет безумием. От девы той твоя погибель».

Глаза девушки в момент их встречи метали молнии, а цвет волос можно было сравнить лишь с огнём. И если этими параметрами могли обладать ещё сотни, а то и тысячи, то кольцо – змея, трижды обвивающая палец, – могло быть только у неё. Кольца не повторялись никогда.

Павлу стало страшно. Впервые за много лет. Он боялся этой девушки, и в то же время она в один момент стала для него всем. А ведь он не знает даже её имени – О, Павел был уверен, что у неё потрясающе красивое имя! Эмилия? Изабелла? Аврора? Кто же она? Откуда? Кто её семья? Как чиста её кровь?

Парень развалился на кровати, закинув руки за голову. Мысль, что поначалу витала в воздухе электрическим разрядом, понемногу просачивалась в тело – добиться этой девчонки. Она должна полюбить его. Она должна ему принадлежать.

Вдруг лицо Павла исказила злоба – Воронцов. Рыжая сидела с ним за одним столиком, кто она ему? Не очень похоже, что они вместе, то есть, они просто сидели рядом и говорили, не обнимались, не целовались,

даже за руки не держались. Но, как подсказывает опыт, это лишь дело времени. Девчонка слишком хороша, чтобы Воронцов не попытался ей воспользоваться, да и на этого гада слабый пол клюёт лучше, чем рыба на наживку. Ох, и подправить бы этой наживке физиономию! Может, всё же сходить к ведьме? Когда там новый матч по квиддичу? Заколдованный бладжер? Или…

Губы Павла растянулись в нехорошей улыбочке. Он спокойно встал, достал из шкафа сухую и чистую одежду, надел ботинки. Перед ректором нужно выглядеть прилежно – Сатиров любит дисциплину. Павел поймает его после банкета, для разговора. Ведь у него, как раз кстати, есть одна идея для игроков в квиддич.

Глава 17

– Не знаю, Дашка, этот старый упырь такой злопамятный! – грустно вздохнула Белла, обнимая кружку с какао, когда первокурсники, наконец, закончили пары и на большой перемене дошли до банкетного зала. – Он ещё у моей мамы лекции вёл, она сказала, что вреднее него только Сатиров.

– Белка, ты загоняешься! – ответила ей Даша, размешивая сахар в кофе. – Не может Тишманский так уж взъесться за тот несчастный свиток.

– Он раздал вам копии, а мне достался оригинал, помнишь? Он же только-только успел сказать, чтобы я обращалась с ним осторожнее! А я его прожгла. Мне кажется, что он теперь будет валить меня на каждой контрольной.

– Т…ты здо…рово зна…аешь ботанику, – возразил Никита, жуя бутерброд с сыром. – Ему н…не к чему при…идраться.

– Кит прав, – Даша кивнула. – Ты лучшая в группе. Ну побухтит этот старый чёрт, что с того?

– Не знаю, ребят, у меня плохое предчувствие.

Даша только пожала плечами и отхлебнула кофе. Она и сама не очень любила ботаника и со словами Беллы о том, что он старый упырь, согласилась полностью. Доставляла ещё и внешность: лысый старик несуразно длинного роста с густыми, как у Брежнева, бровями. В неизменном коричневом костюме в мелкую жёлтую полоску, ткань для которого наверняка делали две тысячи лет назад во времена набегов троллей. Преподаватель вечно был перепачкан удобрениями для цветов – обычно помётом гарпий, – ногти всегда грязные и обгрызенные. Но самым ужасным был смрад, исходящий от старикашки: если представить себе огромную выгребную яму, пару дней постоявшую на жарком солнце, то это можно назвать дорогим французским парфюмом, по сравнению с вонью преподавателя. Уже одно это должно было добить весь педсовет, но Тишманский преподавал ботанику уже многие годы, действительно хорошо в ней разбирался и в целом был умён настолько, что в скором времени обещал пополнить ряды городских сумасшедших. Короче, на скорую пенсию рассчитывать не приходилось.

Сильно сочувствовать Белле тоже особо не было сил, потому как день не заладился с утра и у самой Даши. Началось всё с того, что она проспала завтрак. Так что наспех одетой, не накрашенной и непричёсанной, с пустым желудком ей пришлось бежать на ботанику. На уроке девушка вспомнила, что должен быть семинар по паслёновым, а она к нему совершенно не готова. Каким-то чудом Даше с большой натяжкой удалось получить «хорошо».

На алхимии у неё бог весть почему загорелся котёл, и половина зелья моментально рванула в потолок и пробила в нём внушительных размеров дыру. Да ещё и на перемене, спускаясь вниз по лестнице, Даша поскользнулась на упырьих соплях, брошенных кем-то шутки ради, и если бы Никита и Белла не успели вовремя её поймать, девушка наверняка бы пропахала носом пару пролётов. В общем, совершенно не удивительно, что за столик в банкетном зале Даша села в отвратительном настроении, и то, что Белла уже минут десять без перерыва обсуждает несчастный свиток, прожжённый ей на уроке, понемногу начинало если и не злить, то уж точно раздражать.