Все дороги ведут к тебе
Шрифт:
– Домой, – хором сказали они.
На меня это слово произвело эффект удара под дых. Вероятно, они тоже это поняли, потому что лицо Роудса приняло суровое, архисерьезное выражение.
– Домой. – Он помолчал. – С нами.
С ними!
Широкая грудь, в которой я неоднократно искала утешения, приподнялась, затем плечи опустились, и он кивнул – себе, мне, не знаю кому, – глядя на меня невероятно серыми глазами.
– И куда, скажи на милость, ты собралась?
Что?
– Собралась? Да я здесь…
Он точно не слышал моих слов – продолжал хмуриться. Морщины на лбу стали глубже, голос звучал решительно:
– Никуда ты не
Они подумали, что я уезжаю?
Моя бедная головушка шла кругом: слова вертелись в мозгу, но их смысл ускользал. Ничего из происходящего, даже их присутствие здесь, не имело смысла.
– Вы взяли сумку, – вступил в разговор Эймос, бросив взгляд на отца и снова сосредоточившись на мне. Казалось, он перебарывал себя, потому что прежде, чем сказать, глубоко вздохнул: – Мы… мы подумали, что вы солгали. Просто нас слегка зло взяло, Ора. Мы не хотим, чтобы вы уезжали.
Они на самом деле решили, что я уезжаю? Навсегда? Я взяла с собой небольшую сумку!
И тут я заметила, что Роудс держал под мышкой. Что-то ярко-оранжевое.
Мою куртку.
Он захватил куртку!
Ноги у меня ослабли. Возникло острое желание присесть прямо здесь. Что я и сделала. Плюхнулась на землю, глядя на них, и тотчас промочила себе задницу.
Глаза Роудса сузились.
– Ты не вправе сбегать, когда мы ссоримся.
– Сбегать?
Я чуть не поперхнулась от удивления, а правильнее сказать – от изумления.
– Нам нужно было поговорить вчера, но… – Роудс стоял, широко расставив ноги, и двигал челюстью. Его кадык ходил ходуном. – Я учту на будущее. Буду говорить с тобой, даже когда разозлюсь. Но ты не будешь сбегать. Впредь ты не будешь сбегать.
– Да я и не сбегаю, – шепотом произнесла я в полном недоумении.
– Нет, не сбегаешь, – согласился он, и я поняла, что моя жизнь переменилась.
Тут я вспомнила, что предшествовало этому моменту, и сказала:
– Я отправила тебе сообщение, но ты не ответил.
На его лице появилось странное выражение.
– Я был зол. В следующий раз обязательно отвечу.
Он сказал «в следующий раз».
Они примчались сюда за мной!
Я уехала час назад, а они уже были здесь. Обозленные и обиженные. Я почувствовала, как задрожала нижняя губа, а в носу стало щипать. Я могла делать только одно – смотреть на них. Слов не было – их похоронила под собой приливная волна любви, которая в тот момент захлестнула мое сердце.
Возможно, именно отсутствие слов побудило Роудса сделать шаг вперед. Брови у него по-прежнему были насуплены, властный голос звучал как никогда хрипло.
– Аврора…
– Простите, Ора! – заикаясь, перебил отца Эймос. – Меня взбесило, что вы помогали мне с моими дерьмовыми песенками…
– Песни у тебя не дерьмовые!
Я говорила слабым голосом, потому что все мои силы уходили на то, чтобы не разрыдаться.
Он бросил на меня страдальческий взгляд.
– Ваши песни звучат по телевидению! Этот мудак получил награды за вашу музыку! А я осел. Вы сказали «материальчик», и я не воспринял ваши слова всерьез. – Он всплеснул руками. – Я знаю, вы никогда бы не стали намеренно ранить чужие чувства.
Я кивнула, стараясь подыскать слова, но мой юный друг не умолкал.
– Простите, что я взбесился, – торжественным голосом произнес он. – Просто я… ну, знаете… Простите! – Он вздохнул. – Мы не хотим, чтобы вы уезжали.
Вот что бывает, когда сердце разбивают с благими намерениями.
И лишь потому, что его глаза смотрели так искренне, а мое сердце переполняла любовь к нему, я смогла сказать:
– Я знаю, что ты переживаешь, Эймос. И спасибо, что извинился! – Я сглотнула. – И я сожалею о том, что не рассказала вам правду. Мне не хотелось, чтобы ты рядом со мной чувствовал себя неловко. Я хотела, чтобы мы были друзьями. И не хотела, чтобы вы разочаровались во мне. Я больше не пишу, причем уже давно. Не знаю, что со мной не так, но, честно говоря, меня это не напрягает. Я боялась, что если ты узнаешь, то я стану тебя интересовать только из-за этого… А я уже не могу. Мне больше не пишется. По большей части я могу лишь помочь. Раньше все приходило само собой, а теперь уже нет. После Юки я иссякла… Все, что у меня осталось, – это несколько блокнотов, а самое лучше забрал Кэден. – Я сглотнула. – Это единственная причина, почему он и его семья так долго держали меня при себе. Потому что я была полезна. Столкнуться с этим еще раз было выше моих сил. – Я покачала головой. – Все эти песни… они о маме. Ты не поверишь, но в песню о любви можно превратить что угодно – это пара пустяков. Я писала их, когда особенно сильно по ней скучала. Когда казалось, что сердце вот-вот перестанет биться. Лучшие вещи были написаны, когда мне было больно, а когда я чувствовала себя счастливой, получались неплохие. Но сейчас не осталось ни тех, ни других. Все ушло. И вернется ли когда-нибудь, я не знаю. Как я уже сказала, меня это устраивает, но обманывать чужие ожидания я не хочу. Особенно вас двоих.
Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами.
– И я не сбегала. Я просто-напросто планировала переночевать. А вещи все там. Ну вы и дурачки! – Я взглянула на Роудса, который смотрел на меня так, точно я вот-вот исчезну. – Я думала, что облажалась и вы не захотите меня знать. По крайней мере, какое-то время. Мне было грустно, но я знала, что сама виновата. Только и всего.
Я сжала губы, чувствуя, что слезы наворачиваются на глаза, и подняла плечо.
– Я привыкла терять людей, которых считала своей семьей, и не хочу потерять вас, мальчики. Простите!
Где-то на середине моего монолога Роудс опустил руки. А когда я договорила, шагнул ко мне и, присев на корточки, так что мы оказались лицом к лицу, посмотрел на меня напряженным пытливым взглядом. А потом он обхватил мое лицо руками и сказал хриплым проникновенным голосом:
– Ты моя. В той же мере, что и Эйм. И кто-нибудь другой, кто однажды будет.
Слеза скатилась по моей щеке. Он вытер ее, низко опустив брови, и ворчливым голосом продолжил:
– Ты – часть семьи. Я ведь уже говорил тебе раньше, разве нет? – Его пальцы коснулись мочки моего уха. – Если кто-то и может позволить тебе уйти, то это точно не я. Не сегодня. И не завтра. И никогда. Это ясно?
Я наклонилась вперед и уронила голову ему на плечо. Весомость его слов окутала меня. Рука легла мне на спину. Он погладил меня.
Его дыхание щекотало мне ухо, когда он прошептал:
– Я не какой-нибудь богатый чувак, дружочек! И никогда им не буду. Не знаю, к чему ты привыкла… Нет, не мотай головой. Теперь я знаю, что у меня было время об этом подумать и что тебе это неважно… Но я могу дать тебе гораздо больше, чем этот идиот. Я это знаю. И ты тоже. Нет, не плачь. Мне больно видеть, когда ты плачешь.