Все они почему-то умирали

Пронин Виктор Алексеевич

– Ох, Паша... Здесь столько дверей, столько дверей... Но я с тобой согласен: если он ушел, то разумнее всего это сделать через окно.

Не говоря ни слова, Пафнутьев встал, поднялся на первый этаж, прошел мимо охранников и оказался во дворе. Он обогнул дом и приблизился к подвальному окну, через которое мог уйти Вулых. От окна по лужам, по тонкому весеннему ледку, взламывая его и проваливаясь в жидкую глину, кто-то прошел совсем недавно, но не к калитке, а к сараю в глубине двора. Ушел Вулых, ушел легко и просто. Огородами, участками, лесными

тропинками вышел на трассу, проголосовал и был таков.

Пафнутьев прошел до конца участка, пока видны были следы сбежавшего строителя, пока не уперся во временный деревянный забор с вырванной доской – в эту дыру и протиснулся строитель, сразу выйдя на соседний участок.

Почему он бежал? Спасал жизнь, убегал от преследования? Кому могли помешать строители, живущие в подвале? Чему были свидетелями? Уж если они прожили здесь больше года, то наверняка многое знали о нравах и обычаях этого дома, о том, кто мог убить Объячева, а кто убить не мог ни при каких обстоятельствах.

Вернувшись в подвал, Пафнутьев убедился, что Худолей времени зря не терял – он обшарил карманы на трупе и сложил на столе горкой все, что удалось найти, – паспорт, несколько затертых писем, водительские права, разболтанный перочинный ножик, мятую пачку дешевых сигарет.

– Ушел через соседние участки и лесок... Думаю, он уже далеко, – Пафнутьев снова сел на кровать.

– Шаланду подключать надо, – сказал Худолей.

– Что в карманах?

– Знаешь, Паша, так людей не убивают, – Худолей горестно покачал головой. – Если уж взялся убивать, то надо это с головой делать.

– По-моему, он головой и повредился, – заметил Пафнутьев.

– Смешно, – кивнул Худолей. – Остроумно. Но не по делу. Смотри, Паша, что происходит... Паспорт, в нем, естественно, прописка, письма с обратным адресом. Из дома письма. Время, всегда работает время. Или на тебя, или против. Время никогда не бывает нейтральным, оно всегда на чьей-то стороне. Если так сложилась жизнь, что пришлось убить человека, то позаботься, дурак бестолковый, чтобы не сразу, не сразу бы узнали, кто убит, как, зачем. Разве можно в кармане жертвы оставлять такие вещи, как паспорт, письма? Ни в коем случае. И время, как активный участник всех наших дел, всех наших побед и поражений, таких оплошностей не прощает. И ты, Паша, как работник правоохранительных органов, тоже подобной небрежности в работе прощать не должен. Ни при каких обстоятельствах.

Пафнутьев выслушал Худолея с напряженным вниманием, словно ожидал, что тот вот-вот скажет нечто важное, существенное, но, не дождавшись, лишь молча кивнул. Вынув из кармана коробочку сотового телефона, повертел ее в руке, колеблясь.

– Звоню Шаланде. Он, конечно, спит, но... Как думаешь, не обидится?

– Конечно, обидится.

– Звоню, – решился Пафнутьев и набрал номер. – Шаланда? – громко прокричал он, едва услышал хриплый со сна голос. – Доброе утро, Шаланда! Пафнутьев тревожит.

– Кошмары меня тревожат, а не Пафнутьев.

– Что снилось?

Какие видения посетили тебя весенней лунной ночью?

– Трупы.

– Сон в руку.

– Что ты хочешь сказать? На что намекаешь?

– Ни на что, Жора, – устало проговорил Пафнутьев. – Ни на что намекать просто нет сил... Говорю открытым текстом – труп.

– Третий?!

– Я не считал, Жора... Может быть, и третий... Не помню.

– Ну, как же, – Шаланда всерьез принял ерничество Пафнутьева, – сам хозяин, Объячев, бомж... А теперь кто?

– Строителей в доме помнишь?

– Что, оба?!

– Нет, один. Второй исчез.

– А мои ребята...

– Очень хорошие ребята. Они всем понравились. Спокойные, рассудительные, по ночам не шумят, отдыхают.

– Упустили?!

– Не то чтобы злонамеренно, но если взглянуть на суть происшедшего... То да, я с тобой согласен. Упустили.

– А ты уж и рад? – обиделся Шаланда.

– Мы тут просто все падаем от веселья... Сильный удар сзади по голове. Потом убийца завернул труп в одеяло и засунул под кровать. Там его Худолей и нашел.

– Что-то подозрительно часто твой Худолей возникает во всех дырах, – проворчал Шаланда, чтобы хоть как-то скрасить досаду.

– Бессонница у него, – еще раз куснул Пафнутьев. – Сказать ему, чтоб не возникал?

– Да ладно тебе, – Шаланда, наконец, проснулся. – Что требуется?

– Облава.

– Кого ищем?

– Вулых Васыль Мирославович. Тридцать пять лет. Прописан... Записывай, – и Пафнутьев тут же, не поднимаясь с кровати убитого, продиктовал Шаланде все, что успел к этому времени узнать об исчезнувшем строителе. – Худощав, небрит, светлая щетина, рост около ста семидесяти, не больше, невысокий такой паренек. Одет, как может быть одет житель Западной Украины на заработках в средней полосе России. Нечто мятое, заношенное, может быть, спортивное.

– Кроссовки, – подсказал Худолей.

– Вот Худолей подсказывает, что на нем должны быть кроссовки.

– Светлые с голубой полоской поперек.

– Светлые с голубой полоской поперек, от шнурков вниз, – послушно повторил Пафнутьев, прекрасно понимая, как корежится Шаланда от одного только упоминания имени эксперта. – Худолей вот добавляет... Не исключено, что кроссовки надеты на босу ногу.

– Убегая, надел, наверное, носки, – проговорил Худолей. – Холодно, все-таки. Это он в доме расслабился. И это... Вещи, при нем должны быть вещи, – напомнил он Пафнутьеву.

– Худолей говорит, что при Вулыхе должны быть вещи – рюкзак, спортивная сумка... Маловероятно, но не исключен чемоданчик.

– Вряд ли, – протянул Худолей. – Чемоданчиками нынче уже не пользуются. Страна проехала чемоданчики.

– О боже, за что?! – простонал в трубку Шаланда.

– Худолей говорит, что надо бы взять под контроль вокзалы, аэропорт, автостанции, – продолжал куражиться Пафнутьев.

– Скажи своему Худолею... Скажи Худолею, – закипел Шаланда. – Знаешь, что скажи...