Всеблагое электричество
Шрифт:
— Все это лишком сложно для меня, — вздохнул я.
Станет выздоровление кронпринцессы Анны благом для империи или приведет к еще большему росту напряженности, я не знал, да и не особо задумывался на этот счет. В любом случае сейчас от меня уже ничего не зависело. Я сумел вернуть к жизни Елизавету-Марию, но суккуб располагала собственной силой, требовалось лишь придать ей начальный импульс, запустить маховик. Справиться же с недугом принцессы несравненно сложнее, без утраченного таланта сиятельного тут не обойтись.
Альберт
— Но не будем о грустном! — объявил он, выпуская к потолку длинную струю пахучего дыма. — Здоровье моей драгоценной супруги удивительным образом пошло на поправку, и она вовсю кипит энергией и фонтанирует новыми идеями!
Я с интересом посмотрел на поэта.
— Что я пропустил?
— Ты? Ничего, — рассмеялся Альберт. — Разговор был тет-а-тет. За закрытыми дверями. И знаешь, что заявила моя благоверная в кульминационный момент нашей… э-э-э… беседы?
— Откуда же?
— Она хочет летать!
— Что, прости? — решил я, будто ослышался.
— Ее манит небо, — объявил Брандт. — Небо, Лео! Аэропланы! Дирижабли, сказала она, для скучных стариков!
— Последствия горячки, не иначе. Пройдет.
— Вот уж сомневаюсь. Если ей что-то втемяшится в голову, она не отступится.
— Но аэроплан? Женщина-пилот? Вздор!
Альберт рассмеялся.
— Ты еще не видел ее новую прическу! Вот уж будет фурор, когда она покажется на публике! — Он приложился к мундштуку кальяна, затянулся, выдохнул и рассудительно произнес: — Но в свете премьеры моей постановки небольшой скандал не повредит. Стоит добавить, знаешь ли, перчинки…
— Не обожгись, — предупредил я.
— Советуешь с высоты своего жизненного опыта? — развеселился поэт. — Лео, уже одиннадцатый час, позволь нескромный вопрос, почему ты до сих пор не отправился в кровать? Какое обстоятельство омрачило встречу двух любящих сердец?
— Не могу подняться на ноги, — спокойно ответил я.
— Вы поругались, и теперь ты полагаешь, что Лилиана заперла дверь спальни изнутри? Опасаешься постучать и не дождаться ответа?
Я мрачно посмотрел на приятеля, потом с тяжелым вздохом признал:
— Так и есть.
— И ты собираешься провести здесь всю ночь в надежде, что тебя простят и позовут в постель?
— Да.
— Пора повзрослеть, Лео, — покачал головой Альберт Брандт. — Надо учиться выстраивать отношения. Иди и попроси прощения. Не важно, за что, не важно, кто виноват. Просто сделай первый шаг. Это кресло от тебя никуда не убежит.
Я только вздохнул и сильнее укутался в халат. Меня бил озноб.
— Боишься? — раскусил меня поэт.
Ответа на этот вопрос я не знал.
Боялся я разрушить свои отношения с Лили и причинить ей боль?
Боялся — да, но как-то уже по привычке, без былой остроты. Нет, Лилиана привлекала
Раньше меня подводили нехватка уверенности в собственных силах и неумение абстрагироваться от происходящего, а теперь я бы и рад был вернуть все обратно, чтобы вновь почувствовать всю полноту жизни, но не мог.
Чертова электротерапия…
— Иди спать, — посоветовал Альберт.
Я с трудом поднялся из кресла, и немедленно накатило головокружение. Ноги стали ватными, в ушах зазвенело, а озноб сменился жаром, на спине выступил пот. Кости и суставы закрутило, мышцы стало рвать болью. И не было ни малейшей уверенности, что смогу протянуть эту ночь без привычной уже инъекции морфия.
— Тебя проводить? — участливо поинтересовался Альберт. — А то ты бледный словно смерть.
— Не надо! Просто ногу отсидел, — криво улыбнулся я, отлип от спинки кресла и направился к выходу из гостиной. — Спокойной ночи!
— Вторая комната после ванной! — подсказал поэт.
Мог бы и не предупреждать — лишь под одной дверью пробивалось в темноту коридора неровное сияние ночника.
Я тяжело навалился на стену и постоял так какое-то время, но не слишком долго — подгибающиеся колени заставили собраться с решимостью, толкнуть дверь и переступить через порог. Сменившая платье на ночную сорочку Лилиана лежала в постели и читала книгу; свет электрической лампы в изголовье кровати больно резанул по привыкшим к полумраку глазам.
— Лили! — выдавил я из себя и облизнул пересохшие губы, не зная, как начать разговор.
Она отложила книгу на тумбочку и вздохнула.
— Иди спать, Лео. На тебе лица нет.
— С этим не поспоришь, — пробормотал я, обошел кровать и, кинув халат в кресло, с протяжным стоном уселся на упругий матрац.
— Святые небеса! — охнула Лилиана у меня за спиной. — Этот шрам, его раньше не было!
— Был, конечно, — ответил я и попытался лечь, но подруга удержала меня.
— Да нет же! На позвоночнике, чуть выше крестца! — Лилиана присмотрелась и легко раскусила мою ложь. — Рана еще заживает! И это след пулевого отверстия! Тебе стреляли в спину, Лео?
Отрицать очевидное было глупо.
— Так получилось, — вздохнул я и медленно опустился на подушку.
— Но кто это был?
— Не знаю.
Вновь начало знобить, и я натянул на себя одеяло, заодно скрыл синяки на ребрах.
— Лео, а если бы пуля попала в сердце? Ты бы умер! — задрожала Лилиана. — Да и с поврежденным позвоночником мог остаться парализованным на всю жизнь!
— Я знаю, — вздохнул я. — Знаю. Но от меня ничего не зависело. Просто так сложились обстоятельства. И как видишь — парализованным я не остался.