Всеблагое электричество
Шрифт:
Скорость увеличивалась как-то очень уж медленно, я отыскал регулятор давления, добавил пара, и экипаж побежал по дороге куда резвее. Промелькнул один дом, второй, вновь послышались свистки, но коляска уже вывернула к Ярдену, проскочила перед носом басовито загудевшего клаксоном парового грузовика и помчалась дальше, обгоняя одну телегу за другой.
Оторвался!
Лихорадочное возбуждение отпустило; я сбавил скорость и на следующем перекрестке ушел на боковую улицу. Посигналил ковылявшей через дорогу старушке, обругал попавшегося на
Именно поэтому экипаж поэта на заднем дворе я оставлять не стал и загнал его в каретный сарай. А оттуда сразу рванул в клуб.
— Как он? — с ходу спросил я, заскочив в кабинет Софи.
— Спасибо, со мной все хорошо, — ответил полулежавший на диванчике Альберт Брандт, сделал глоток коньяка и вновь прижал пузатый бокал к груди.
Лицо поэта после удара электрическим разрядником было бледным, и я бы ему даже посочувствовал, но мне было не до того.
— Лука! Что с ним?
Софи оторвалась от Альберта и соизволила ответить:
— Доктор Ларсен был в клубе, он уже оперирует его. Сказал, что опасаться нечего, все будет хорошо.
— Они на третьем этаже?
— Да.
Я взялся за дверную ручку, но остановился и посмотрел на поэта.
— Мсье Брандт, надеюсь, вы понимаете, что о некоторых вещах распространяться — себе дороже?
— Я сама все решу! — накинулась на меня Софи. — Иди!
— Постой, Жан-Пьер! — встрепенулся Брандт. — А как быть со «Стэнли»? Не думаю, что кто-то поверит в историю с угоном!
Поэт беспокоился по поводу самоходной коляски вовсе неспроста — останься она на месте перестрелки, и визит полицейских не заставил бы себя долго ждать. Поэтому я поспешил его успокоить:
— «Стэнли» — в каретном сарае.
— Отлично! — выдохнул Альберт Брандт и откинулся на подложенную под спину подушечку.
Для законопослушного гражданина он как-то слишком уж легко воспринял собственное участие в двойном убийстве. Впрочем, а успела ли ему рассказать об этом Софи? И если нет, как известие о двух трупах повлияет на тонкую душевную организацию творческой натуры?
— Кузина…
— Иди! — потребовала Софи. — Иди. Я сама со всем разберусь.
Я вернулся к столу, молча забрал початую бутылку французского коньяка и отправился на третий этаж. Там прошел в дальний конец темного коридора и распахнул крайнюю дверь. Операция к этому времени уже завершилась; Лука в беспамятстве лежал на кушетке, простыня на его груди поднималась и опадала в такт медленному дыханию.
Доктор Ларсен, долговязый, сутулый и светловолосый, спокойно насвистывал себе под нос незнакомую мелодию и протирал спиртовым раствором хирургические щипцы. Пиджак он кинул на один из стульев, закатанные рукава сорочки открывали волосатые
— Как он, доктор? — спросил я.
— Мы знакомы? — насторожился Ларсен, поправив нацепленное на переносицу пенсне.
— Я Жан-Пьер, кузен госпожи Робер. Мы виделись вчера на втором этаже.
— Приятно познакомиться, Жан-Пьер, — медленно произнес доктор, снял перепачканный кровью фартук и успокоил меня: — Пуля засела в мягких тканях, крупные кровеносные сосуды и кости не повреждены. Не повреждены, да… Пациент принял морфий, надо понаблюдать за ним до утра. — Доктор взял со стола стеклянный стаканчик и потряс его, внутри зазвенел деформированный комочек металла. — Тридцать восьмой калибр, если я что-то в этом понимаю.
Я достал из шкафа со стеклянными дверцами два стакана и наполнил их коньяком из прихваченной с собой бутылки.
— «Фрапин»? — узнал этикетку Ларсен, взял протянутый стакан и прищурился. — Мы точно не встречались раньше?
— Нет, — соврал я и в несколько длинных глотков влил в себя коньяк. Тот мягким огнем провалился в желудок, стало тепло и приятно.
Доктор тоже не стал смаковать благородный напиток и последовал моему примеру, а после того, как я разлил из бутылки остатки, он приоткрыл оконную раму и уселся на подоконник.
— С ним все будет хорошо, — заверил Ларсен и достал сигару. Срезал ножичком кончик, затянулся и выдул дым на улицу. — Пусть только не перегружает ногу, иначе могут разойтись швы. Осмотрю его завтра. Заодно поменяю повязку, да…
Я уселся в кресло рядом с кушеткой, отпил коньяка, откинулся на спинку.
Доктор Ларсен ушел через десять минут. Стаканчик с пулей так и остался стоять на столе.
Гаспар и Антонио подошли сразу после закрытия клуба. Справились насчет здоровья Луки и расселись в ожидании Софи, но надолго их спокойствия не хватило.
Красавчик перебрался к открытому окну и закурил, а испанец взял стаканчик с пулей и потряс его.
— В Луку таких надо десяток всадить, — нервно пошутил он.
Кусочек металла неприятно стучал о стекло, и я попросил:
— Прекрати!
Антонио затянулся и спросил:
— Расскажешь уже, что произошло?
— Софи хотели похитить, мы вмешались. Двое убиты, третий сбежал.
— Дерьмо! — выругался красавчик. — Угораздило же вляпаться в такое дерьмо!
Гаспар уселся в кресло и махнул рукой.
— Расслабься, Тони! Теперь уже ничего не изменить. Либо мы их, либо они нас.
Распахнулась дверь, и к нам присоединилась Софи. Выглядела хозяйка клуба осунувшейся и усталой, а вот неуверенности и страха в ней не ощущалось ни на сантим.
— Где поэт? — спросил я.
— Переночует в одном из номеров, — ответила Софи и, будто специально для меня, добавила: — Домой он не поедет!
Но я протестовать и не подумал. Еще не хватало, чтобы Брандт угодил на своей самоходной коляске в полицейскую облаву и сдал нас всех с потрохами.