Всеблагое электричество

Корнев Павел Николаевич

Иначе почему перекрестье рамы кажется тюремной решеткой, а клочок неба в окне — будто недостижимая новая жизнь?

Бред? Бред. Просто нервы расшалились.

Вот сейчас закрою глаза, открою — и все сразу станет хорошо.

Я зажмурился и… заснул. А проснулся от дробного стука в дверь.

4

Разбудил Лука.

Я выглянул в коридор, зевнул, прогоняя дремоту, и спросил:

— Что-то случилось?

Громила покрутил короткой мощной шеей и как-то очень уж неуверенно

произнес:

— Похоже, у нас шпик ошивается. Скользкий тип, что-то вынюхивает.

— Полицейский?

— Не знаю.

— А остальные что говорят? — Я вернулся за подсохшим пиджаком, натянул его и вышел в коридор. — Или ты сразу ко мне?

Лука раздраженно фыркнул.

— Да ерунда какая-то! Один я на него внимание обратил! Смуглый такой и чернявый. Не скажу, что испанец, но точно южанин.

— Ладно, идем. Покажешь.

Мы спустились на первый этаж, постояли в фойе, оглядели от входа концертный зал и прошлись по служебным коридорам, но подозрительный тип будто сквозь землю провалился.

— Слинял, что ли? — разочарованно протянул громила.

— Не обязательно.

Вечернее представление должно было начаться с минуты на минуту, публика прибывала, бегали официанты, а к гардеробу и вовсе выстроилась небольшая очередь. Обученному человеку ничего не стоило затеряться в этой сутолоке.

— Опиши точно, как он выглядел, — попросил я.

Лука закрыл глаза и наморщил лоб.

— Темно-серый костюм, обычный. Трость, котелок, очочки. А сам невзрачный какой-то. Разве что бакенбарды кустистые и нос крупноват. Прямой, но крупный. Да я не разглядел его толком!

— Нормально все! — похлопал я вышибалу по плечу. — Подежурь пока у кабинета кузины.

Громила поправил заткнутый за пояс револьвер и ушел в служебный коридор, а я заглянул в зал, где уже притушили свет и рассаживались по местам запоздавшие посетители. Осмотрелся, не заметил никого подозрительного и отыскал буфетчика, но Морис Тома ничем помочь не смог, ему было попросту не до того.

Я не стал отвлекать буфетчика и спустился на первый этаж, а прямо в фойе наткнулся на Софи, которая шествовала навстречу рука об руку с Альбертом Брандтом. Позади них бдительно поглядывал по сторонам Лука.

— Мсье Брандт! Вечер добрый! — улыбнулся я без всякой теплоты и попросил: — Кузина, можно тебя на два слова?

— Альберт, я сейчас подойду, — отпустила кузина своего спутника и обернулась. — Ты тоже можешь идти, Лука.

Вышибала оставил нас наедине, и я спросил:

— Когда собираешься домой?

— Какое это имеет значение?

Я обреченно вздохнул.

— Мы провожаем тебя, не забыла?

Софи передернула плечами.

— Сегодня ожидаются важные гости, придется задержаться.

— Тогда сначала провожу домой Ольгу, а потом вернусь за тобой, — предложил я. — Хорошо?

— Хорошо, — кивнула Софи. — Как она?

— Пока не знаю.

— Будет чертовски неприятно, если Ольга окажется замешанной в этом деле. Она приносит нам

кучу денег, — вздохнула кузина и, слегка приподняв узкую юбку, начала подниматься по лестнице.

— Дождись меня! — попросил я и отправился на очередной обход служебных помещений.

Сходил впустую, подозрительный смуглый господин с бакенбардами и крупным носом на глаза нигде не попался. Либо успел убраться подобру-поздорову, либо Лука попросту ошибся. Удивляться этому не приходилось — нервы у всех были натянуты, словно струны концертного рояля.

Но в любом случае я расслабляться не стал. Дождался окончания представления, проводил Ольгу в ее гримерку и подпирал дверь все то время, пока она приводила себя в порядок и переодевалась. Танцовщицу я не торопил, только раз постучался и предупредил, что в пансионат придется идти прямо сейчас.

Ольга слегка приоткрыла дверь и выглянула в щель.

— Что-то случилось? — спросила она с тревогой.

— Слонялся тут непонятный тип, лучше не рисковать.

Ольга задрожала будто осиновый лист и простонала:

— Это невыносимо!

И наигранности в этом крике души не ощущалось ни на сантим.

Я необъективен? Отнюдь нет. Отнюдь…

Я не стал придумывать ничего нового и вновь вывел Ольгу через служебный вход. Перед тем постоял на крыльце, прислушался, присмотрелся. На задворках «Сирены» было темно и тихо, лишь мигали в небе сигнальные огни дирижаблей да кое-где светились прямоугольники задернутых шторами окон.

Темно и тихо. Никого.

На этот раз Ольга остановила свой выбор на серой юбке, блузе с длинными рукавами и облегающем жакете, а шляпку с вуалью сменила на берет. Обуви из-под юбки видно не было, но шла танцовщица мягко-мягко, не иначе подошвы были сделаны из каучука. Мои ботинки хлюпали по грязи и стучали по сырым камням несравненно громче.

Это, наверное, и сыграло дело. Слежку я не заметил и не почувствовал, а услышал.

Преследователь проявил небрежность, он решил, будто звук моих шагов заглушит его собственные, предательским эхом звучавшие позади нас. Они и заглушали — да, но на что я не мог пожаловаться, так это на слух.

Заходим в подворотню, отголоски шагов звучат в переулке. Сворачиваем в проход между домами, что-то легонько постукивает за углом. Переходим в соседний двор, и вновь слышится чавканье грязи за спиной.

Я прекрасно слышал преследователя, но ни черта не мог разглядеть.

Несколько раз как бы невзначай поворачивался — и ничего: ни тени, ни смутного движения на светлом фоне серой стены, лишь на миг умолкало эхо чужих шагов. Наш преследователь был либо гениальным соглядатаем, либо невидимкой.

Во дворе дома, который выходил фасадом на набережную канала, я слегка сжал руку Ольги и потянул ее за сараи. Она напряглась, но я выдохнул беззвучное: «Молчи!» — и ускорил шаг. Вновь повернул за угол, в прыжке сорвал с бельевой веревки наволочку и скомандовал: