Всеблагое электричество
Шрифт:
— Фуф! — помахал полицейский перед лицом ладонью, разгоняя запах перегара. — Не возражаете, если мы здесь осмотримся? — спросил он после этого.
— Да пожалуйста! — махнул я рукой с показной беспечностью, а по спине так и побежала тоненькая струйка пота.
К счастью, энтузиазма констебля надолго не хватило. Полицейский прошелся по фойе и даже посветил на лестницу и в один из коридоров, а потом запал иссяк, и он вернулся ко мне.
— Вы бы сделали внушение сторожу, — попросил постовой, прежде чем выйти с коллегами на улицу.
—
Заперев дверь, я забрал со стола браунинг, сунул его в карман брюк и побежал на задний двор. За время моего отсутствия покойник никуда не делся, так и валялся у крыльца. Крови под ним натекло не слишком много; когда я потащил тело Виктора в каретный сарай, темная полоса на дорожке оборвалась уже на втором или третьем шаге. Дощатый пол и вовсе остался девственно-чист.
Спустить покойника по крутой каменной лесенке не составило никакого труда — просто спихнул его вниз. Куда дольше пришлось провозиться, загружая тело в лодку.
Отвязав веревку, я установил весла в уключины и под размеренный скрип поплыл по подземному тоннелю в сторону канала. Наружу выбираться не стал, вместо этого перевалил Виктора через борт. Негромко плеснуло, и тело ушло на глубину, но почти сразу всплыло и закачалось на поверхности. Пришлось толкнуть его веслом, направляя в нужную сторону. Браунинг выкинул следом.
На обратном пути я думал о мимолетности и хрупкости человеческой жизни.
Был человек и не стало. Умер. Перестал существовать. И я приложил к этому свою руку. Кто дал мне на это право? Кто уполномочил распоряжаться чужими судьбами? Достаточным ли оправданием является тот факт, что все пострадавшие, в свою очередь, пытались перекроить по своему разумению мою собственную жизнь?
И оправданием для кого это может послужить? Для совести? Или для Создателя?
Такие вот философские вопросы заботили меня, пока я размеренно работал веслами. Потом стало не до того.
Есть и спать. А душевные метания могут и подождать…
2
Проснулся на рассвете. Просто открыл глаза, будто заново родился.
Мне никогда ничего не снилось; я словно отключался на ночь подобно механическому болвану, у которого кончился завод.
Сон — маленькая смерть? Не знаю, засыпать я не боялся.
Умереть?
Я мотнул головой, прогоняя дурные мысли, поднялся с диванчика и встал у зеркала. Отражение уверяло, что я до сих пор Жан-Пьер Симон, и не было ровным счетом никаких оснований ему не верить.
Взяв накинутый на спинку кресла пиджак, который подобрал вчера в костюмерной взамен проткнутого мечом, я надел его, убрал в карман пистолет и спустился на первый этаж. Лука еще не очнулся, но спал беспокойно, сипел
Впрочем, как и у меня самого…
Клуб я покинул через заднюю дверь. Постоял немного на крыльце с рукой в кармане и оглядел соседние подворотни, потом оставил пистолет в покое и поспешил по узкому проходу между домами к набережной канала. Оттуда уже двинулся к Ярдену.
Большинство кафе в столь раннее время еще были закрыты, лишь от булочной шел столь ароматный дух свежей выпечки, что я не удержался и купил пару сдобных булок с яблочным повидлом. Заодно поинтересовался у продавца улицей Кюри. Как оказалось, она находилась не так далеко от нас, в окрестностях Императорской академии. Район тот считался окраиной Старого города и при инфернальном прорыве два года назад почти не пострадал ни от адских созданий, ни от армейских бомбардировок.
Небо над головой было ясное-ясное, а легкий ветерок с океана разгонял смог и наполнял город свежестью, поэтому я решил пройтись до указанного Виктором фотоателье пешком.
Сходил зря. Нет, салон «Прекрасное мгновение» и в самом деле располагался в угловом здании по указанному адресу, но оказался закрыт. Не желая привлекать к себе совершенно ненужного внимания, я с расспросами к местным обитателям приставать не стал, пошатался еще немного по округе и заглянул в пивную «У прогульщика». Позавтракал там парой порций жаренного по-бельгийски картофеля, выпил кружку биттера — темного легкого пива с приятной горчинкой, и вернулся на улицу, но окна «Прекрасного мгновения» продолжали закрывать глухие жалюзи.
Пришлось возвращаться в клуб несолоно хлебавши. Никаких особенных дел у меня на сегодня запланировано не было; просто показалось не лучшей идеей слоняться по округе в ожидании открытия фотосалона. Решил заглянуть туда ближе к полудню.
Когда вышел на набережную, солнце уже начало припекать, его лучи блистали на водной ряби и слепили глаза. Свежий ветерок лениво обдувал и трепал волосы, захотелось позабыть обо всех тревогах и заботах, усесться за столик первого попавшегося уличного кафе и провести следующие несколько часов в компании бутылки вина.
Простор? И это тоже. На узеньких задымленных улочках простора откровенно недоставало, а вот набережная — совсем другое дело!
Но позабыть о проблемах? Нет. Конечно же нет. Вместо вина я купил у веснушчатого и щербатого мальчишки свежий номер «Атлантического телеграфа» и открыл его на странице с криминальной хроникой.
«Бомба для ростовщика»!
Броский заголовок сразу привлек мое внимание, я быстро пробежался глазами по статье и с облегчением перевел дух. Господин Чен отправился к праотцам, а кроме него от взрыва никто не пострадал.