«Всех убиенных помяни, Россия…»

Савин Иван Иванович

* * *

Можно стать сумасшедшим от боли. Но нельзя ничего забыть. Я влачусь по земной юдоли, И за мною змеится нить. А на ней, на ладонке длинной, Завязала память узлы, Как печати доли полынной, Как печати недоли и мглы. Я и так четвертован новью, Нелегко теперь на земле. Для чего ж и прошлое кровью Истекает в каждом узле? Часто хочется бросить сердце, Память бросить в ночь и не жить. Но вползает тайною дверцей, Но пытает узлами нить. Если б кто-нибудь сжал ее, сузил, Оборвал, во тьму уроня, И в последний, терновый узел Завязал

неживого меня!

* * *

Сегодня месяц совсем весенний — Туманный, близкий и молодой. Огромных сосен прямые тени Дрожат лилово над мостовой. Роятся тучи в седом просторе, В седом просторе плывут цветы. За дымкой улиц, я знаю, — море, За дальним морем, я знаю, — ты. Пустая площадь. На белой башне Двенадцать песен пропела медь. Туман все выше и все бесстрашней Бросает в небо седую сеть. Сегодня взоры — хмельное жало, Сегодня маем пьянит февраль. А ты мне сердце зацеловала И уронила в такую даль. 1923

Ревность

Спросила девочка тихо: «О чем ты, мальчик, грустишь?» За дверью — поле, гречиха И такая густая тишь. Колыхнулся и вспыхнул синее Над закрытой книгою взор. «Я грущу о сказочной фее, О царевне горных озер». Соловей вскрикнул напевно. Упала с ветки роса. «А какая она, царевна? И длинная у нее коса?» «У царевны глаза такие — Посмотрит и заманит в плен. А косы ее — золотые. Золотая волна до колен». И сказала крошка, играя Черной косичкой своей: «…Тоже… радость большая — В рыжих влюбляться фей!» 1925

В поезде

Мощный, гулкий, неустанный, Утоли мою печаль, Унеси в такие страны, Где минувшего не жаль, Где бесстрастно бродят светы Мертвых лет и мертвых лун, Где бессмертно спят поэты В гамаках из звездных струн, Вьются версты. Версты пляшут Хороводами столбов. Острой проволокой пашут Неживую землю мхов. Все равно, никто не встанет, Не проснется. Все равно. Только горький вздох заглянет В задрожавшее окно, Да напомнит сад старинный, Синий вечер, яблонь шум, Да простор, да взлет орлиный В небе плавающих дум… Мощный, блещущий, железный, Вырви рельс двойную сталь, Брось меня в такие бездны, Где минувшего не жаль…

Закат

Декабрьский вечер синь и матов. Беззвездно в горнем терему. Таких медлительных закатов Еще не снилось никому. Глаза ночные сжаты плотно, Чуть брызжет смуглый их огонь, Как будто черные полотна Колеблет робкая ладонь. Поют снега. Покорной лыжей Черчу немудрые следы. Все строже север мой, все ближе Столетьем скованные льды. Бегу по сказочной поляне, Где кроток чей-то бедный крест, Где снег нетронутый желанней Всех нецелованных невест. Мне самому мой бег неведом. Люблю бескрайности пустынь. Цветет закат. За лыжным следом Следит серебряная синь. Недвижна белая громада Снегов в узорчатой резьбе… Вчера мне снилось, что не надо Так много плакать о тебе… 1924

* * *

Пять лет, пять долгих терний Прошло с тех гиблых пор, Когда туман вечерний Запорошил твой взор. Свершилось.

Брызнул третий, Рыдающий звонок. Пять лет я слезы эти Остановить не мог. Вагон качнулся зыбко. Ты рядом шла в пыли. Смертельною улыбкой Глаза твои цвели. Над станцией вязали Туманы кружева. Над станцией дрожали Прощальные слова. Колес тугие стоны Слились в одну струю. Перекрестив вагоны, Ты крикнула: «Люблю»… Ты крикнула: «Не надо!.. Придут — умрем вдвоем»… И пролитой лампадой Погасла за холмом… Пять лет, пять долгих пыток Прошло. И ты прошла. Любви и веры свиток Ты смехом залила. 1925

* * *

И канарейки, и герани, И ситец розовый в окне, И скрип в клеенчатом диване, И «Остров мертвых» на стене; И смех жеманный, и румянец Поповны в платье голубом, И самовара медный глянец, И «Нивы» прошлогодней том; И грохот зимних воскресений, И бант в каштановой косе, И вальс в три па под «Сон осенний», И стукалку на монпансье, — Всю эту заросль вековую Безумно вырубленных лет. Я — каждой мыслею целуя России вытоптанный след, — Как детства дальнего цветенье, Как сада Божьего росу, Как матери благословенье, В душе расстрелянной несу. И чем отвратней, чем обманней Дни нынешние, тем родней Мне правда мертвая гераней, Сиянье вырубленных дней. 1925

* * *

Я отгорел, погаснешь ты. Мы оба скоро будем правыми В чаду житейской суеты С ее голгофными забавами. Прости… размыты строки вновь… Есть у меня смешная заповедь: Стихи к тебе, как и любовь, Слезами длинными закапывать… 1924

* * *

И смеялось когда-то, и сладко Было жить, ни о чем не моля, И шептала мне сказки украдкой Наша старая няня — земля. И любил я, и верил, и снами Несказанными жил наяву, И прозрачными плакал стихами В золотую от солнца траву… Пьяный хам, нескончаемой тризной Затемнивший души моей синь, Будь ты проклят и ныне, и присно, И во веки веков, аминь!

Невозвратное

Carte postale [26]

Тихо в сосновом бору. Солнце горит в вышине. Золотом блещет песок… Милый, я скоро умру, Грудь моя вечно в огне, Вечно в крови мой платок… Холодно что-то… Пойду В дом… Не запачкать бы вновь Кровью балконных перил… Милый, я завтра уйду, К Богу… Забудь эту кровь Так, как меня ты забыл. 1918

26

Открытка фр.

Проза

Как это быстро все свершилось: Пришла, любила и ушла. Но долго-долго еще снилась Неверных глаз пустая мгла, Объятий бешеные кольца И губ отравное вино, И смех грудного колокольца, Какого небу не дано… Теперь и сны ушли. Безлюдно В душе, оставленной Тобой. Не жди легенды безрассудной, Не надо сказки огневой… И только в память мне вонзилось Недоуменье, как стрела: Как это быстро все свершилось — Пришла, любила и ушла! Крым, 1920