Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны
Шрифт:
Выйдя из столовой, я увидел, что наш «джип» украсили цветами, словно передвижную рекламную платформу во время праздника роз. Капот был весь в букетах сирени, тюльпанов и роз. Русские привязали к левой стойке ветрового стекла свой флаг. Он был такого же размера, что и наш, американский. К ветровому стеклу они приклеили фотографии Рузвельта, Черчилля и Сталина.
Направляясь обратно в свой штаб, мы было подумали, что перед въездом в первый же город надо убрать все украшения. Но потом посмотрели друг на друга, нас переполнило чувство гордости и радости от того, что победа близка. Мы двигались вдоль длинных колонн беженцев, направляющихся на запад. Скудные свои пожитки они несли в руках или везли в тележках.
27 апреля самолет, пилотируемый майором Тэрнером, доставил командир 415-го пехотного полка Кокрэна, начальника оперативного отдела штаба дивизии подполковника Хуга и переводчика сержанта Ситника в русский штаб в Аннабурге. 28 апреля в наш штаб в Деличе прилетел генерал-майор Суханов. Я встретил его в своем «джипе» прямо у посадочной полосы. Генерал Аллен отпорол от своего рукава нашивку дивизии «Тимбервулф» и приколол нашивку к рукаву Суханова, произведя его таким образом в почетные офицеры нашей дивизии.
Поиски русских и встреча с ними стали самыми незабываемыми событиями моей жизни. Полные драматизма и радости, они были освящены духом дружбы. Оказалось, что люди способны выражать свои эмоции в самых необыкновенных, ярких формах. Безгранично чувство тепла, заботы, симпатии и сопереживания, которое мы, люди, способны испытывать друг к другу. Переполняя нас, оно может вылиться в самые удивительные выражения любви и сочувствия.
Когда я обнимал моих русских товарищей в тот день в 1945 году, никто не мог бы заставить меня поверить, что людей мучили и сжигали живьем просто для того, чтобы избавиться от них. Война, окончившись наконец, заставила многих людей полюбить друг друга. Если бы все люди общались так же, как мы во время встречи с русскими, не было бы никаких войн.
Захватив в апреле 1945 года Лейпциг, 69-я дивизия продолжала двигаться к востоку, и наш 273-й полк 20 апреля подошел к реке Мульде. Каждый солдат знал, что русские наступают в нашем направлении. Фашистская Германия должна была неизбежно потерпеть поражение.
Но вот когда это произойдет и кто из нас доживет до победы — это волновало каждого.
Нам было приказано остановиться у реки Мульде и не проводить никаких разведывательных операций к востоку от нее. Потом высшее командование разрешило выслать патрули к востоку от реки, но не далее чем на 5 миль.
39
Уильям (Билл) Робертсон после войны продолжал изучать медицину. Специализировался по неврологии в Великобритании и США. Долгое время работал нейрохирургом в Лос-Анджелесе.
Я был лейтенантом разведки и командовал небольшим взводом. Наш полк расположился на Мульде прямо напротив города Вурцена. 24 апреля бургомистр перебрался на наш берег и заявил о капитуляции города. Мы вошли в Вурцен. Всю ночь мой взвод занимался установкой заграждений для военнопленных и обследованием местности.
К тому времени единственной темой разговоров стала возможная встреча с Красной Армией. Все жили ожиданием. Нам не терпелось увидеть русских. Что они сейчас делают? Какие они? Мы знали, что они дошли сюда от Москвы и Сталинграда и что они стойкие солдаты. Но все-таки, что они за люди? Как себя ведут? Дружелюбны ли? Мы только знали, что они рядом, где-то чуть впереди. Мы понимали, что для нашей 69-й дивизии было бы большой честью стать первым подразделением Западного фронта, соединившимся с Восточным
Вскоре, после того как мы вошли в Вурцен, оказалось, что всего в четырех милях к востоку от города расположен лагерь военнопленных. Их было там четыре тысячи, и теперь они потянулись оттуда в город. Слабые, изможденные, они приветствовали нас, и в глазах их сияло счастье. Теперь я воочию убедился, что война действительно была мировая. Некоторых из этих людей взяли в плен во время африканской кампании. Было много русских, поляков, французов, англичан, канадцев, индийцев, австралийцев и американцев. Трудно описать их радость. Они провожали нас глазами, словно не могли наглядеться.
К освобожденным военнопленным на подходе к Вурцену присоединялись сотни беженцев и рабочих из лагерей принудительного труда. Среди них были поляки, сербы, чехи, французы, люди других национальностей. Росла толпа немецких беженцев. Одни ехали на велосипедах, другие шли пешком, толкая или таща за собой тележки, груженные пожитками.
Утро 25 апреля было ясным. В нашем же положении ясности не было. 69-я дивизия занималась установкой палаток и полевых кухонь для военнопленных и беженцев на западном берегу Мульде. Немецкие солдаты сдавались и входили в город маленькими и большими группами. Один артиллерийский расчет сдал нам в полной сохранности самоходную установку на базе танка «пантера» с 88-мм пушкой.
Этим же утром из штаба батальона поступил приказ проверить дороги, ведущие в Вурцен, и составить хотя бы приблизительное представление о количестве беженцев, направляющихся в город. Это было необходимо, чтобы подготовить для них питание и жилье. Мне также поручили составить план размещения и охраны лагерей для военнопленных. Я взял с собой трех человек из разведотдела: капрала Джеймса Макдоннелла, рядового Фрэнка Хаффа и Пола Стауба, который говорил по-немецки.
Вчетвером мы сели в «джип». На нем был установлен пулемет, но ни ракетницы, ни радио не было. Мы проехали несколько миль на восток. Тем немногим беженцам, которых мы встретили, велели идти в Вурцен. Мы вернулись в город и около 10 часов утра отправились другой дорогой, на северо-восток.
Потом оказалось, что это была именно та дорога, которая привела в Торгау и позволила нам стать вторым патрулем, который встретился с Красной Армией. Поначалу, когда мы выезжали из Вурцена, у нас не было намерения ехать в Торгау, расположенный довольно далеко от нас, в глубине вражеской территории. Не планировали мы и встречи с русскими. Хотя у нас и был пулемет, мы двигались всего лишь на одном «джипе» — какой же это моторизованный патруль?
По мере того как мы ехали на северо-восток, пришлось принять капитуляцию немецкой пехотной роты — триста солдат и офицер. Я велел им свалить автоматы в кучу и переломить их стволы. Пистолеты и холодное оружие мы конфисковали. Снабдив немцев охранным свидетельством, мы отправили их в Вурцен. Потом заметили немецкую штабную машину, погнались за ней и задержали. Она была набита офицерами медицинской службы. Их тоже направили в Вурцен.
Дальше ехали довольно медленно, мне казалось, что где-то здесь мы натолкнемся на тыловые расположения немецких войск — на лагерь квартирмейстерской роты или на полевой госпиталь, полевую кухню, или на что-нибудь в этом роде. Мы взяли в плен двух эсэсовцев, попытавшихся оказать сопротивление, разоружили их и посадили на капот «джипа».
Невдалеке от Торгау наш патруль натолкнулся на небольшую группу английских военнопленных, сбежавших из города и теперь направляющихся к американским позициям. Они сказали, что в лагере военнопленных находятся несколько раненых американцев. Вот тут-то я и решил попробовать пробраться в Торгау. До сих пор нам не приходилось вступать в перестрелку, если не считать нескольких выстрелов эсэсовцев, теперь угрюмо нахохлившихся на капоте «джипа».