Встреча на Эльбе. Воспоминания советских и американских участников Второй мировой войны
Шрифт:
Подъезжая к Торгау, мы увидели дым пожаров, по всей видимости, возникших после последнего артобстрела русских. Провели разведку на южной окраине города. Поскольку у нас не было опознавательных знаков, кроме нашей формы, мы чувствовали себя довольно незащищенными. У нас не было зеленых ракет, и мы не могли дать заранее обговоренный между американской и советской сторонами сигнал. У встретившегося по дороге немецкого беженца конфисковали белую простыню. Вырезав из нее кусок пять на восемь футов, привязали его к палке, свернули и бросили в машину. Может, русские не станут стрелять, если при встрече будем размахивать белым флагом, рассудили мы.
В 13.30
Со стороны Эльбы слышались выстрелы. Оставив двух эсэсовцев в лагере, поехали в направлении реки. От встретившегося горожанина мы узнали, что Красная Армия находится на другом берегу Эльбы. Решили попробовать встретиться с русскими. Было около 14.00.
Потом наш патруль попал под снайперский огонь. Мы выскочили из «джипа», разбежались в разные стороны и пошли в обход снайперов. К тому времени к нам присоединились двое американцев, освобожденных из лагеря. Теперь наш патруль состоял из шести человек.
Поскольку мы собирались вступить в контакт с русскими, находившимися на другом берегу Эльбы, я решил, что нам нужны более надежные опознавательные знаки. Мы ворвались в первую попавшуюся аптеку и взяли там цветные порошки, красный и голубой. Смешав порошки с водой, нарисовали на нашей простыне пять горизонтальных полос красным и закрасили верхний левый угол голубым. Было 15.00.
Мы осторожно двинулись к реке. Я хотел найти какое-нибудь высокое здание или башню, чтобы оттуда помахать флагом. Замок Хартенефельс попался нам как раз кстати. Тем более что стоял он почти на самом берегу, и у него была высокая башня.
К замку можно было подойти только через обнесенный стеной двор. Я взял с собой Джима Макдоннелла, Пола Стауба и лейтенанта Джорджа Пека, одною из освобожденных американских военнопленных. В «джипе» остались Фрэнк Хафф и второй бывший военнопленный.
Мы поднялись по винтовой лестнице на башню. Я оставил трех человек на верхней площадке, а сам вылез на крышу, стараясь не высовываться из-за укрытия, и начал махать флагом, крича по-русски «американцы» и «товарищ». Это было около 15.30.
Стрельба прекратилась.
Другой берег был ярдах в 500–600, и там, еще ярдов через 200, по травянистому пологому склону в тени деревьев ходили по опушке леса русские солдаты. Они начали кричать, но я ничего не понимал. Я закричал, но они меня тоже не понимали.
Потом они пустили две зеленые ракеты (а вовсе не красные). Я не мог ответить, так как у нас вообще не было ракет. Они опять открыли огонь, но уже не только по башне, а по всему городу. Все это время немецкие снайперы стреляли в меня с тыла.
Я опять замахал американским флагом, пытаясь не высовываться из укрытия. Без устали кричал то «американцы», то «товарищ», а то объяснял по-английски, что мы американский патруль.
Они прекратили стрельбу и снова принялись кричать. Я прикрепил древко флага к правому углу башни так, чтобы они могли видеть полосы на флаге. К этому времени я послал «джип» обратно в лагерь, чтобы найти русского военнопленного, говорящего
Русские опять начали стрелять. На этот раз с левой опушки «кашлянуло» противотанковое орудие (я увидел дым). Снаряд врезался в башню в 5–6 футах от меня.
Потом они снова прекратили стрельбу.
Привезли русского военнопленного из лагеря. Пол торопливо объяснил ему по-немецки, что надо сказать его соотечественникам на другой стороне реки. Русский высунулся из башни и прокричал несколько фраз. Стрельба прекратилась. Небольшая группа русских солдат двинулась в направлении берега.
Мы слезли с башни, перебежали через двор и помчались к реке. Рядом с замком был мост, взорванный, по всей видимости, отступающими немцами. Хотя фермы моста были согнуты и скручены, одна из них все еще нависала над водой. На нашей стороне не было видно ни одной лодки.
Я направился к мосту, но освобожденный русский военнопленный опередил меня и двинулся в сторону противоположного берега. С другой стороны навстречу ему полез русский солдат. Вслед за русским военнопленным на мост залез и я и стал перебираться на ту сторону. За мной двигались лейтенант Пек и Фрэнк Хафф. Остальные члены патруля остались в «джипе». Пол нас несколько раз сфотографировал.
Военнопленный встретил советского солдата и, миновав его, продолжил путь на восточный берег, а его соотечественник двигался в нашем направлении. Примерно на середине Эльбы русский и я соскользнули вниз по огромному, в форме буквы «V» изгибу балки. В этом был некий символ, так как буква «V» обозначала Викторию — Победу. Но в тот момент мы не думали об этом.
Русский оказался сержантом. Звали его Николай Андреев. Мы пожали друг другу руки и похлопали друг друга по плечу, стараясь не упасть в быстрые воды струящейся под нами реки. Было 16 часов.
Русский продолжил свой путь на западный берег, а мы двинулись на восточный, где нас радостными криками приветствовали советские солдаты. Их подходило все больше и больше. В 16.45 мы, трое американцев, стояли с ними на берегу реки и смеялись, кричали, хлопали друг друга но плечу, пожимали руки. Фрэнк, Джордж и я кричали по-английски, а наши хозяева по-русски. Мы не понимали друг друга, но единство чувств было очевидно. Мы были солдатами, братьями по оружию, разгромившими общего врага. Война кончилась, и мир был уже совсем близко. Значит, каждый из нас проживет — это уж точно — еще один час, еще один день.
Торжество продолжалось. Русские все подходили и подходили. Один из них выставил ящик трофейного провианта — сардины, консервированное мясо, печенье, шоколад. Появились шнапс и вино. Мы произносили тосты в честь друг друга. Выпили за окончание войны, за США, за Советский Союз и за наших союзников. Провозгласили тосты за наших командиров и руководителей государств.
Мы смотрели друг на друга с нескрываемым любопытством. Русские солдаты казались совсем молодыми, да я думаю, что и мы тоже. Они походили на тех обычных солдат, которых я видел на войне, разве что были опрятнее. Они носили награды на полевой форме, по почему-то на их головах не было касок. Некоторые были в бинтах — несмотря на ранения, они продолжали воевать. Мне было радостно смотреть на эту пеструю толпу веселых ребят с приятными лицами. Мы обменялись сувенирами — нашивками, знаками отличия. Я обменялся наручными часами с русским капитаном, который после Сталинграда был пять раз ранен. Какой-то солдат отдал мне свое золотое обручальное кольцо.