Вторжение Бурелома
Шрифт:
– Чего это так? Вам не понравилось, что я не сам покормил дворовых кошек?
– по тону было заметно, что он доволен своей шуткой.
– На "сам" и рассчитывать не приходилось, - ответила я, уже ругая себя за несдержанность, но остановиться не могла и добавила многозначительно. А я была вчера на Мальцевском...
Я думала, он все поймет, а он, недоумевая, спросил:
– Где были?..
Да он приезжий! Он попросту не ленинградец! Конечно, я была далека от мысли идеализировать всех ленинградцев подряд, но меня согрела сейчас мысль о том, что эта мафиозная личность
– Я была, - сказала я, четко отделяя одно слово от другого дидактическая интонация доминировала, - я была на Мальцевском Некрасовском рынке...
Повисла пауза, после которой Бурелом невинным тоном спросил:
– Ну и что? Почему ваше посещение рынка могло отразиться на вашем отношении ко мне?.. Лицемер. Подлый и страшный лицемер.
– Лев Петрович, я не хочу долго раскручивать эту тему по телефону хочу только, чтобы вы знали: то, чем вы занимаетесь, позорно и преступно.
Он, похоже, тоже откинул в сторону экивоки:
– Не вам выставлять мне оценки за поведение! Что вы понимаете в жизни, сопливая актрисулька!..
Почему я тут же не хлопнула трубкой?! Что заставило меня слушать этого человека? Какая сила?
– Ладно, - сказал Бурелом неожиданно примирительно.
– Не обижайтесь. И поверьте, в ваших же интересах поступать так, как захочу я. Слышите? Ровно через полчаса у вашего подъезда будет Николай. Вы сядете к нему в машину и приедете ко мне. А от меня - на работу.
– И не подумаю!
– Я еще раз говорю вам, - жестко произнес Бурелом, - вы будете поступать так, как скажу я.
Страх пробрал меня от макушки до пяток. Но я швырнула трубку на телефонный рычаг в твердой уверенности, что никуда не поеду, пусть он хоть убьет меня.
И я и мой камушек вибрировали почище отбойного молотка. Я пыталась унять дрожь и уговаривала себя: "Не надо волноваться. Ты поступила правильно. Единственно правильно. Жизнь коротка. Времени не хватает на хороших людей, на дерьмо не должно хватать и подавно..."
Снова зазвонил телефон. "Не буду снимать трубку, это опять Бурелом!" подумала я. Но тут же в голове возникло другое предположение: "А вдруг Лева?" И на десятом звонке трубку сняла. Конечно, это был Бурелом.
– Не вешайте трубку!
– сказал он резко и дальше продолжил уже нормальным голосом.
– Я узнал сейчас, что вас так перевозбудило. Такой эмоциональной натуре, как вы, Мария Николаевна, это простительно.
Я прервала его:
– Как я не вправе выставлять вам оценки за поведение, по вашему мнению, так и вы, в свою очередь, не вправе прощать меня или карать...
– Да подождите вы, не лезьте в бутылку. Не знаю уж, что вы там себе навоображали. Да меня это нисколько и не интересует: у меня к вам серьезный, деловой разговор относительно вашего творческого будущего. Я знаю ваше расписание на сегодня - день удобный. Двух часов нам вполне достаточно - не вижу смысла, почему вам нужно отказываться?..
Я тяжело задумалась. Меня уже не поразил резкий перепад в манере обращения Бурелома. Хамское начало, на котором он замешан, не могло не прорываться в нем. Я думала о другом: Бурелому я зачем-то нужна, и, значит, не было оснований предполагать,
К тому же уехать сейчас из дому означает хотя бы ненамного сократить ожидание Левиного звонка.
– Подумали?
– проговорил Бурелом.
– Подумала, - ответила я.
– Ну и что?
Камушек мой зудел.
– Хорошо, я приеду.
– Я не сомневался в вашей разумности.
Я привела себя в порядок, переоделась и, когда вышла из парадной, сразу увидела подъезжающую к дому машину Бурелома.
Николай кивнул мне по-дружески: видно, он уже считал меня своим человеком.
Бурелом жил в центре, на Староневском. Чего и следовало ожидать: это нас, коренных ленинградцев, давным-давно в большинстве своем рассовали по окраинам. Им же - приезжим "бизнесменам" - подавай непременно сердцевину города, его центр.
В доме был лифт. Николай поднялся в нем со мной на третий этаж. Бурелом открыл сам.
Квартира, уже с прихожей, меня поразила. Она не была обставлена с той нелепой и выставляемой напоказ роскошью, которую мне доводилось наблюдать у своего когдатош-него однокурсника, променявшего артистическую - такую неверную - карьеру на посредническую деятельность. У Бурелома я ожидала увидеть нечто подобное, только еще богаче. Нет, богатство, конечно, прочитывалось: сейчас каждая табуретка стоит немыслимых денег, - но прочитывалось столь приглушенно, столь завуалированно, что и думать-то о нем не хотелось. А хотелось рассматривать картины, развешанные по стенам, хотелось отметить удивительно тонкие сочетания расцветки мягких ковров с обивкой мебели и обоев, удобно устроенные "функциональные" зоны: рабочий кабинет, гостиная, холл... Меня провели в кабинет. В холле сидели три человека вполне интеллигентного вида и обсуждали какие-то чертежи, разложенные на журнальном столике. Часть документов валялась на диване. Мужчины курили и пили кофе. Они поздоровались со мной, но Бурелом знакомить нас не стал. Только бросил мимоходом, уже в кабинете, прикрывая за нами дверь:
– Ландшафтный архитектор со строителями. Будем строить в Репино платный пансионат для лежачих стариков. Знаете, дети ведь порой из-за таких стариков в отпуск не могут съездить, ремонт сделать...
– Драть с детей будете три шкуры?..
– Окупать себя было бы желательно, но, в конце концов, не это главное...
– Скажите, Лев Петрович, вы сами до такого додумались?..
– Нет. Это идея не моя - доктора. Я лишь нашел дело стоящим. Но у нас с вами разговор пойдет о другом. Мария Николаевна, вы меня слушаете?..
– Да, разумеется, хотя, извините, не могу не разглядывать книги: библиотека у вас не из великанских, но подбор книг прямо библиофильский. Я даже начинаю краснеть, вспомнив свое предположение о том, что вы не читали ни Бодлера, ни Шекспира...
– А вы уверены, что я их читал?
– Бурелом усмехнулся, он словно бы дразнил меня.
– Тогда зачем же вам библиотека, видеотеки будет достаточно.
– Да мне лично и видеотека-то не нужна, так, приведешь порой юную телочку, поставишь для нее что-нибудь этакое - и посмеиваешься, наблюдая за реакцией...